ГЛАВНАЯ Визы Виза в Грецию Виза в Грецию для россиян в 2016 году: нужна ли, как сделать

Мотивы элегической лирики батюшкова. Своеобразие романтизма в лирике К.Н

Конст-н Никол-ч Бат-в был одним из популярных поэтов своего времени. Вместе с тем это был поэт, «заживо познавший свой закат», по выражению Вяземского. В расцвете жизни, в 1821 году, он заболел тяжелым психическим расстройством и в таком состоянии прожил еще 33 года. Тем не менее Батюшков успел оставить большой след в истории РЛ. В печати имя Бат-ва появилось впервые в 1805 году («Послание к стихам моим»). В послед.затем неск. лет поэт печатает много стих-й в журнале «Северный вестник», «Цветник» и тд. Важным фактом в его лит-ой жизни было вступление в 1805 году в «вольное общество любителей словесности, наук и художеств» в тот период, когда им еще руководили радикально настроенные Борн и Попугаев. В это же время Бат-ов сближается в СПб с кружком Оленина и увлекается веяниями неоклассицизма. Бат-ва привлекает «легкая поэзия» античного мира, любовная лирика Анакреона и Сафо, Горация и Тибулла. В своих произ-ях поэт стремится достигнуть худ.пластичности, гармонически строгих и простых форм античной поэзии. Вместе с тем Бат-в увлекается «легкой поэзией» французских поэтов Парни и Геркура, их эпикуреистической лирикой. Лит-но-эстетические вкусы Бат-ва делают его противником лит-ых староверов, ортодоксального классицизма, а также крайностей сентиментализма. В статье «Нечто о поэте и поэзии» (1815) Бат-в проводит мысль о том, что «Поэзия … требует всего человека». Задачу свою как поэта Бат-в видел также в усовершенствовании лит-го языка. 1814-1817 годы были периодом расцвета твор-ва Бат-ва. В 1817 году произ-я Бат-ва, печатавшиеся в различных журналах, вышли в свет отдельным сборником под заглавием «Опыты в стихах и прозе». На прозу поэт смотрел как на важный этап в деле выработки стих-го мастерства. Белинский с полным основанием назвал его «превосходнейшим стилистом».

Осн. мотив поэзии Бат-ва - это прославление любви к жизни. С юношеским упоением воспевает поэт радости жизни, заимствованный у античного мира идеал счастья. Всего отчетливее эти настроения Батюшкова отразившие общественный подъем преддекабристской поры, проявились в стихотворении «Мои пенаты» (1811-1812). Тишина в скромной деревенской хижине поэта; ветхий, треногий стол, полузаржавленный меч предков на стене, жесткая постель - вот вся незатейливая обстановка обители поэта. А в укромном уголке он расставил своих домашних богов, пенатов. Перед нами образ поэта-мечтателя. Чувствуется перекличка сентиментализма. Он создает идеальный мир. Пенаты - это боги, дом очага в Римской мифологии. Анакреонтическими настроениями проникнуты и многие другие стих-я поэта: «Мой гений», «Веселый час» и др. Все это типично эпикурейская лирика, в кот-й мотивы беспечного восприятия жизни сливаются с эротическим чувством, выраженным всегда эстетически изящно. У поэта рано стали появляться следы двойственности, противоречивости настроений. В своих элегиях («Тень друга», «Умирающий Тасс») Батюшков отдал дань романтизму, но и в них неизменно чувствуются стремление к естественности в изображении чувств и пластичность образов - черты, характеризующие поэзию Батюшкова. 1-й период - гедонистический. В 1 половине своей творч-й жизни, до войны 1812 года, Бат-в выработал собственную «маленькую», по его выражению, философию. Поклонник Монтеня и Вольтера, поэт своеобразно соединил скептицизм с чувствительностью и гедонизмом. Основной жанр лирики 2-го периода - жанр элегии. Различаются 2 вида элегий: Интимная («Тень друга», «Мой гений», «Разлука», «Я чувствую» и др.) и Историческая («переход русских войск через Неман», «переход через Рейн») «интимная» элегия -это элегия разочарования. Чувство горести обусловлено несчастливой любовью, потерей дружбы, личным душевным опытом. Бат-в достигает здесь не только эмоциональной напряженности, но и подлинного психологизма. В 3 период своего творчества (середина 1814-1821) Бат-в вновь обращается к лирике. Лит-я деятельность Бат-ва в эти годы харак-тся усилением филос. мотивов, попыткой осмыслить истор-й опыт в соотнесении с настоящим, укреплением поэта на позициях романтизма.К. Н. Бат-в в поэзии всегда придерживался принципа, который провозгласил в начале своего творческого пути: “Живи, как пишешь, и пиши, как живешь”. Это кредо поэта нашло отражение и в данном стихотворении. ЛГ этого стихотворения, написанного в форме послания к Жуковскому и Вяземскому, является поэт, живущий в деревне в старом, бедном дедовском доме. Однако уже из первых строк мы понимаем, что именно это жилище и уединенный образ жизни по душе герою, т.е. мы видим, что весь текст произведения организуется им как субъектом сознания с прямо-оценочной точкой зрения. Благодаря этому читатель отождествляет лирического героя с самим поэтом: создание и создателя, что характерно для лирического произведения. Но на самом деле в образе героя раскрывается единая личность в ее отношении к миру и к самой себе, близкая автору. Таким образом, в образе поэта-творца, являющимся носителем сознания, возникает предмет изображения - объект - авторское сознание.

В своем послании Батюшков создает дисгармоничное художественное «двоемирие», в котором естественно сосуществуют образы условной античности с деталями, воссоздающими действительную жизнь поэта в деревенском уединении («стол ветхой и треногой», калека-солдат с «двухструнной балалайкой» и др.) Для создания деталей античного мира автор применяет большое количество мифологем, которые начинаются уже с названия стихотворения: Пенаты -- (рим. миф.) боги-покровители домашнего очага, а в переносном смысле -- дом, жилище, обитель. Так Батюшков любил называть свою вологодскую деревню Хантоново на берегу Шексны; Пермес -- (греч.миф.) ручеек, текущий с Геликона (Олимпа) и посвященный музам, а, в свою очередь, под фразой «Богинь пермесских дар» понимается вдохновение; Лары -- (рим. миф.) души предков, хранители домашнего очага и т.д. Все стихотворение построено на противопоставлении скромного положения и образа жизни, избранного поэтом, «богатству с суетой», составляющим основной жизненный интерес высоких общественных кругов: «развратных счастливцев», «философов-ленивцев» с их «наемною душой», «придворных друзей», «надутых князей». В самих этих выражениях чувствуется некая ирония, достигнутая посредством оксюморона, который опять же подчеркивает противоречие. А вот при описании жилища поэта автор использует совсем иные лексические единицы. Не этим баловням судьбы, а убогому калеке-воину поэт хотел бы дать приют в своей «смиренной хате», которая ему дороже дворцов, так как в этом доме его окружают необычные вещи, люди, боги, создающие в нем уютную поэтическую атмосферу. Лирический герой призывает гостей, которых в свою очередь можно разделить на три круга. Первый круг - это божества: пенаты, лары, музы, которые призываются с целью принести в жилище поэта гармонию, покой, счастье. Второй круг представляют античные поэты, такие как Гораций, Пиндар и др. А третий круг - это русские поэты: Карамзин, Дмитриев, Жуковский, Вяземский и др. Таким образом, возникает картина любимых поэтов автора. А жанр послания, в свою очередь, позволяет поэту непосредственно обратиться к этим личностям, тем самым показать свое отношение к ним.

Это стихотворение вольной рифмовки, т.е. в нем используется смешение различных схем рифмовки (смежной, кольцевой, перекрестной) и нет разделения на строфу. Пары, создаваемые смежными рифмами - это нестрофические двустишия. Такой тип рифмовки еще раз подчеркивает дисгармонию.

В структурном отношении стихотворение делится на пять неравных частей. В первой части мы наблюдаем образ убогого, но милого сердцу поэта жилища, с лишь тонким намеком на неприятие роскоши. Во второй части наблюдается уже открытое противопоставление мира поэта полной излишеств жизни богачей, образ которых представлен в тусклых тонах, а в печи поэта горит «яркий огонь». Батюшков создает образ простой пастушки, которая кажется герою милее и прекраснее благородных дам. В третьей части снова возникает мир поэтический, духовный мир поэта. В этой части наиболее очевидно переливание мелодичного слога Батюшкова, что становится очевидным благодаря богатству звуковой организации, которая достигается исключительно фонологическими средствами, такими как, например, сочетания фонематических повторов с контрастами: Сложи печалей бремя,

Жуковский добрый мой!

А вот в четвертой снова предстает противоречие страстей и сует светской жизни и мирной души творца, которая описывается особой лексикой (добрый, святой, мирный, беседовать, светлый, упоенье, отрадная тишина), а светский мир совсем иными словами (волненье, суета, наемная, развратные, надутые, горделивцы). Однако внутренний мир поэта свободен от зла и противоречий, в нем царят любовь и дружба, счастье и радость, осуществляется органическая преемственность и непрерывность культуры:

Беседовать со мной!..

И мертвые с живыми

Вступили в хор един!..

В заключении хотелось бы еще раз отметить, что раннее творчество Бат-а проникнуто чувствами радости жизни, оптимизма, любви. Он - певец мира изящной античности. Его интересует внутренняя жизнь и достоинство человека, влечет мир домашнего очага. Бат-в сталкивает роскошь и бедность, доказывая, что интимный мир благороднее и возвышеннее блестящей действительности, богатства и суеты, светских сплетен и интриг. Главные ценности жизни, по Бат-у, - это любовь и творчество. Счастье поэта там, где вдохновение, а вдохновение там, где покой и мир. В своих «пенатах» он желает видеть только единомышленников и друзей -- Жук-го и Вяземского, тщательно ограждая мир «своей смиренной хаты» от «зависти людской». Ранние стихи Бат-а-- образец художественного мастерства, они отличаются безукоризненным языком, мелодичностью, внутренней грацией.

Анакреонтика как античная традиция в русской поэзии XIX в. (Пушкин и Батюшков).

Уже в поздней античности получило распространение поэтическое направление, использовавшее любовные и застольные мотивы лирики древнеримского поэта Анакреонта и эллинистической поэзии. Эти стихотворения отличаются простотой, изяществом, игривостью. Основные мотивы ее - радостное, беспечное упоение жизнью, любовной страстью, вином. Любовные божества анакреонтиков - Эрот, Киприда, Вакх, Грации, Хариты и многие другие.

Анакреонт не был «пьяницей и волокитой», каким его нередко представляет традиция; такую репутацию поэту создали множество подражаний позднейших эпох, в частности некоторые эпиграммы (в которых напр. ему приписывается «тройное поклонение» музе, вину и любви) и сборник, известный под названием «Anacreontea». Подражание Анакреонту породило так называемую анакреонтическую поэзию поздней античности, Возрождения и Просвещения.

"Анакреонтикой" увлекались многие поэты Западной Европы (поэты "Плеяды", Вольтер, особенно Парни, Лессинг, Якоби и другие) и России (Ломоносов, Херасков, Державин, Батюшков, Гнедич, Дельвиг и особенно Пушкин).

Большая популярность поэта в Европе XVII-XVIII вв. восходит именно к псевдоанакреонтической поэзии. Увлечение философией Эпикура, распространенное в Европе этого времени, благоприятствовало развитию современной анакреонтической поэзии.

Эпикуреизм - философское учение, исходящее из идей Эпикура и его последователей. Эпикуреизм был одним из наиболее влиятельных философских течений в Античности.

Эпикуреизм служит вполне конкретным нуждам: ищет способ избавления человека от страдания.

Мотив жизнеутверждения в эпикурейской поэзии проявляется наиболее часто. Вино и золотые чаши являются основой.

Анакреонтическая лирика культивировалась также в эллинских городах Палестины и среди византийцев. Число подражаний Анакреонту, его стилю стремительно увеличивалось, в результате они не только стали столь же популярны, как и оригиналы, но со временем практически полностью вытеснили их.

В России разработка анакреонтических мотивов имела свою давнюю традицию в дворянской литературе. Еще Кантемир переводил Анакреона, при этом используя бытовой эротический словарь. Переводы из Анакреона и подражания ему имеются у Ломоносова, Сумарокова, Державина. Разрабатывали эту тему и более мелкие поэты. Это была особая струя дворянской и близкой к ней литературы, уживавшаяся рядом с торжественной поэзией. Вполне понятны ее социальные корни. Это была выраженная при помощи античных форм дворянская поэзия наслаждения жизнью - то более прямая и грубая, то более утонченная и галантная, то более предметная, то более чувствительная или рассудительная. Яркими подражателями Анакреонта являлись Жуковский, Батюшков, Дельвиг, Пушкин и многие другие.

Батюшков, как наиболее ярко выраженный поэт с взглядами эпикуреизма в России, и Пушкин, как его «ученик» в анакреонтике, помогут нам рассмотреть влияние эпикурейства на поэтов того времени.

Творчество Пушкина более интересно для нас, прежде всего, как для людей с обострённым чувством гордости за наше национальное достояние – великого поэта. Именно поэтому мы бы хотели более подробно остановиться на его творчестве.

Выбирая материал по интересующей нас теме из поэзии А. С. Пушкина, мы следовали определённой хронологии его творчества и наблюдали, сколько произведений отражают данные мотивы в тот или иной период жизни.

В результате своей аналитической деятельности по поэтическим произведениям А. С. Пушкина, с целью выявления анакреонтических мотивов, получилась следующая картина:

Поговорим об этом более подробно.

Основной круг мотивов лицейской лирики Пушкина (1813-1817) замкнут рамками так называемой «легкой поэзии», «анакреонтики».

Именно в лицее происходит «становление пера» поэта. Здесь Пушкин начинает создавать стихи с анакреонтическими мотивами. Молодой поэт рисует себя в образе мудреца-эпикурейца, беспечно наслаждающегося легкими радостями бытия.

Пушкин проявляет интерес к литературным стилям, существовавшим в предшествующей и современной ему поэзии. Отсюда - многочисленные примеры подражаний и стилизаций.

Пушкин подражал анакреонтической лирике, которая в начале 19 века была особенно популярна.

Большое значение для выработки совершеннейшей художественной формы имело для Пушкина обращение к великим образцам древнегреческой поэзии, которую позднее так высоко ценил Маркс, а Белинский считал «художественной мастерской», через которую должен пройти каждый поэт, чтобы стать подлинным поэтом художником.

Для Пушкина раннего периода характерна ориентация на эпикурейско-горацианско-анакреонтическую философию и «легкие» жанры, воспринятые преимущественно через призму французской литературы. Эпикурейская философия, анакреонтика, горацианство - все это явления далеко не тождественные, но они входят в поэзию Пушкина под одним знаком.

Всюду в его лирике этих лет звучит призыв «ловить мгновение», культ юности, мимолетной любви и страсти (образы красавиц, часто изображаемых в традиционной, и даже в некоторой степени клишированной форме: например, они носят греческие имена, и вообще античный колорит отличает лирику такого рода), мотив дружбы, символика вина, чаши, застолья, культ легкомыслия, за которым стоит подлинная высшая мудрость.

Рассмотрев 737 стихотворений, было выявлено, что упоминание вина и винопития, картины дружеской пирушки встречаются на протяжении всего творчества поэта.

В творчестве Пушкина из всех алкогольных напитков чаще всего встречается – вино. Оно в творчестве Пушкина занимает первоначальное место. Количество его упоминаний – 62 раза.

В лицейские годы вино в стихотворениях Пушкина встречается чаще всего – 22 раза.

У Пушкина вино может выполнять несколько функций: является отсылкой к античной мифологии, к христианству. Функции вина так же связана с дружбой. Молодым мальчишкам хотелось веселиться, задориться. В своём стихотворении «К Пущину» Пушкин представляет далёкие годы, когда они с друзьями уже будут «покрыты сединами» и вот, они наливают из кубка вино в чаши. Здесь вино, чаши и кубок – символы достатка, любви друзей, веселья и близости по духу некоторых людей.

Связь вина и чаши прослеживается в 14 стихотворениях, которые связаны с античностью, христианством, дружбой, уходом в другую реальность.

Но все эти упоминания – символы. Дань античному искусству, античной мудрости жизни.

В эпикурействе тема искусства зачастую проходила через призму пиршества. Поэтому можно считать, что Пушкин всего лишь унаследовал античную традицию.

Испокон века еда и напитки были для человеческого общества не только источником поддержания жизнеспособности физического тела. Общественное застолье всегда наделялось символическим смыслом. Распределение количества и качества еды, порядок её подачи к столу, кто должен есть первым, - всё это определяло и определяет статус человека в семье или в данном обществе. Это и формирует пиршественный мотив у многих народов и находит отражение в произведениях писателей и поэтов.

Пушкинское пространство пира формируют повторяющиеся элементы: пища, кухонная утварь и напитки. Наиболее частое их употребление встречается в лицейской лирике (из 134 стихотворений в 84).

Занимаясь у профессора Н. Ф. Кошанского, лицеисты пользовались двумя томами его «Ручной книги древней классической словесности». В ней собраны образцы античной литературы, которые пропагандируют республиканские и демократические идеи древности.

Страстно любил Кошанский античный мир и знал его, как мало кто в тогдашней России. Увлекательно рассказывал он на своих уроках о республиках Греции и Рима. Там при образе правления «республиканском и вольном» процветали науки, искусства, литература.

Лицеисты, в том числе и Пушкин, не только знали античную литературу, но и интересовались ей.

Не удивительно, что больше половины стихов Пушкина в лицейские годы проникнуты античностью.

Исключительное художественное мастерство Пушкина-поэта будет развиваться, обогащаться, совершенствоваться на протяжении всей его жизни, но уже в этот период складываются основные качества пушкинского поэтического языка и пушкинского стиха, синтезировавшего в себе высшие достижения стихотворного искусства его предшественников и современников, сочетающего живописную точность и звуковую энергию, присущие лучшим стихам Державина, с пластичностью и гармонией батюшковского стиха, с «пленительной» музыкальностью стиха Жуковского. В то же время основой всего этого синтеза, специфическим свойством именно пушкинского стихотворного языка, является его необыкновенная сжатость и выразительная сила, которые стали поражать и восхищать современников вскоре же по выходе поэта из лицея.

В послелицейской лирике Пушкина петербургского периода (1817 - первая половина 1820 г.), как в известной мере и позднее, продолжают бытовать многие темы, мотивы, жанровые формы, характерные для лицейских лет творчества поэта; но они получают новое весьма знаменательное развитие.

В лирике Пушкина продолжают развиваться анакреонтические мотивы, характерные для лицейского периода («Торжество Вакха», 1818, «Веселый пир», 1819).

Но традиционные анакреонтические мотивы окрашиваются в оппозиционно-политические тона. В одном ряду с Вакхом и Кипридой поэт воспевает «свободу». Это слово все чаще приобретает в его стихах несомненное политическое звучание. Вместе с тем в некоторых его стихах «анакреонтика» углубляется до подлинного проникновения в дух античности. Образец этому - стихотворение «Торжество Вакха» (1818), которое представляет существенный шаг вперед по сравнению даже с таким замечательным стихотворением Батюшкова этого рода, как «Вакханка».

«О, как стал писать этот злодей», - восклицает Батюшков, прочтя одно из стихотворений Пушкина, написанных им вскоре после окончания лицея.

А вот что пишет П. Морозов в статье «Пушкин и Парни»: «Общий тон эротической поэзии Парни - ее простота, беспечность, призыв к эпикурейскому наслаждению радостями жизни и особенно утехами любви - как нельзя больше отвечал пылкому темпераменту нашего поэта».

Именно за проникновение в дух античного, древнегреческого искусства Пушкин так любил поэта эпохи французской революции Андре Шенье. Сам Пушкин в своих «Подражаниях древним» и других многочисленных стихотворениях в антологическом роде, которые пишутся им в годы южной ссылки («Нереида», «Редеет облаков летучая гряда», 1820, «Муза», «Дева», «Дионея», 1821, «Ночь», 1823, и многие другие) показал, что он прошел через мастерскую древнегреческого художества, овладел образно-пластическим мышлением древнегреческих поэтов. Правда, подобно Батюшкову, он знал их стихи только по переводам, но «глубокий художественный инстинкт, - по словам Белинского, - заменял ему непосредственное изучение древности».

В то же время необходимо подчеркнуть, что обращение поэта в своих антологических стихотворениях к античным образцам, к «древнему классицизму», - по выражению Пушкина, - не было ни в какой мере возвратом к классицизму XVIII в. , представители которого механически подражали внешним формам античного искусства. Западноевропейский классицизм XVII-XVIII вв. и русский классицизм XVIII в. с его абстрактным рационализмом был не только чужд, но и полярно противоположен конкретно-чувственному и тем самым «художественному по преимуществу» мышлению древних греков. Наоборот, овладение древнегреческим художественным мышлением осуществлялось Пушкиным на почве романтизма, решительно выступившего против рассудочности классицизма, выдвинувшего требование «местного» - национального, исторического колорита.

В новой, «северной» ссылке, в Михайловском, Пушкина со всех сторон обступил мир русской народной жизни. И анакреонтические мотивы в его лирике значительно оскудели, если не сказать, что почти исчезли. Этот период его творчества содержит наименьшее количество стихов по данной теме.

К 1830- 1836 гг. относится ряд «Подражаний древним», переводов из античных поэтов. Но такого масштаба, как в лицейской лирике, эпикурейские и анакреонтические мотивы в поэзии Пушкина этого периода жизни и творчества уже не приобрели.

Ближайшим предшественником и учителем Пушкина в анакреонтической поэзии был Батюшков. Но у Батюшкова анакреонтические мотивы приобретают уже несколько иной характер и иной смысл. Этот новый оттенок связан с становлением дворянского либерализма начала XIX в. Здесь имеет значение даже внешняя количественная сторона: «легкая поэзия» становится господствующей, основной. Но не эта сторона решает дело. Важнее то, что эпикурейские мотивы оказываются связанными с «вольтерьянством» и либерализмом.

Батюшков - замечательный знаток античности. Он вводит в свои стихи исторические и мифологические имена этого мира. В стихотворении «Мечта» вспоминаются зефиры, нимфы, грации, амуры, Анакреонт, Сапфо, Гораций и Аполлон, а в стихотворении «Совет друзьям» - нимфы, Вакх, Эрот. У него есть стихи «К Мальвине», «Послание к Хлое», «К Филисе». Однако обилие античных имен, исторических и мифологических в стихах о современности, несомненно, привносит стилистический разнобой. Именно поэтому Пушкин по поводу послания «Мои пенаты» заметил: «Главный порок в сем прелестном послании есть слишком явное смешение древних обычаев мифологических с обычаями жителя подмосковной деревни». В этом стихотворении в «хижине убогой» с «ветхим и треногим столом», «жесткой постелью», «рухлядью скудельной» соседствуют «кубки», «чаша золотая» и «ложе из цветов».

Потенциально Батюшков совпадает с Пушкиным не только в общих крупных линиях творческой эволюции, но и в темах, сюжетах, подчас даже в самых названиях отдельных произведений. Окончив своего «Умирающего Тасса», Батюшков намерен был приняться за обработку сюжета об Овидии в изгнании: «Овидий в Скифии: вот предмет для элегии, счастливее самого Тасса» (письмо Гнедичу 1817 года). В одном из писем к Вяземскому он посылает подробно разработанный конспект задуманной им поэмы под названием «Русалка» и т. д.

Всматриваясь в неосуществленные планы и замыслы Батюшкова, начинаешь наглядно понимать всю великую закономерность Пушкинского развития.

Стихотворение «Вакханка» воссоздает образ жрицы любви. Уже в первой строфе, сообщающей о стремительном беге вакховых жриц на праздник, подчеркивается их эмоциональность, порывистость, страстность: «Ветры с шумом разнесли Громкий вой их, плеск и стоны». Дальнейшее содержание стихотворения - развитие мотива стихийной страсти.

Радость почти всегда является у него в дымке печали. Большинство его эротических и анакреонтических стихов проникнуто горькой мыслью о «тщете» бытия, «крылатости» счастья, «губительности» времени, «беспрестанном увядании чувств». Жадно припадая к «златой чаше», увитой «розами сладострастья», поэт все время чувствует за своими плечами то пугающий, то радующий его призрак смерти. Мотивы наслаждения вином и любовью выдвигаются в качестве своего рода защитного средства против неизбежной быстротечности всего сущего, подсказаны торопливым стремлением «сорвать цветы» радости «под лезвеем» занесенной над ними губительной, смертной «косы».

С годами элегические подземные струи лирики Батюшкова все более и более выбиваются наружу. На «пылающих ярким багрецом» «ланитах» вакханок и менад его чувственных языческих видений все явственнее проступает зловещая смертная синева. Среди его «Подражаний древним» (1821 года) есть одно потрясающее восьмистишие.

«Философ резвый и пиит»,- сказал о Батюшкове юный Пушкин, проницательно улавливая отраженные в стихах Батюшкова глубины человеческого сознания и остроту мысли поэта. Этот «философ» резвый: ведь он автор шутливого «Видения на берегах Леты» и колкого «Певца в Беседе любителей русского слова». Поэтическая формула Пушкина была отзвуком строки самого Батюшкова в «Моих пенатах»: «философ и пиит»; Такие отзвуки в раннем творчестве Пушкина можно уловить не раз. Мы ощущаем эту близость поэтов и в общей мажорной тональности ранней пушкинской лирики, некоторых ее эпикурейских мотивах, звучания пушкинского стиха. «Арфа» Батюшкова была для Пушкина действительно «златострунной».

✓ Анакреонтика повлияла на развитие всего европейского и русского искусства.

✓ Пушкин и Батюшков как никто в России, обращались в своей поэзии к античности, можно сказать, пропагандировали в своих лирических произведениях эпикурейство, сладость вкушения жизненных радостей и самой жизни.

✓ Обращение к анакреонтизму давало возможность поэтам развивать свое творческое начало, двигаясь по пути уже намеченному, следуя многовековому опыту древнеримских и древнегреческих поэтов.

✓ На развитие дарования А. С. Пушкина наивысочайшее влияние оказал анакреонтизм. Поэт получил возможность выражать свои взгляды (в более зрелые годы, в основном общественно-политические) через призму античности, находя в ней прообраз всего, что сейчас существовало. Действительность, критику современного ему мира он вуалировал, перенося действие в Древний Рим или Древнюю Грецию.

✓ Влияние анакреонтики на Пушкина то постепенно ослабевало, то возрастало, но наиболее богатый эпикурейством и анакреонтикой период был в лицейские годы.


В советской историко-литературной науке больше принято называть Батюшкова «преромантиком», хотя существуют и другие концепции. Эту точку зрения ввел в научный оборот с соответствующей аргументацией Б. В. Томашевский: «Этим словом (т. е. „преромантизмом“, - К. Г.) принято называть те явления в литературе классицизма, в которых присутствуют некоторые признаки нового направления, получившие полное выражение в романтизме. Таким образом преромантизм есть явление переходное».

Каковы же эти «некоторые признаки»? - «Это прежде всего ясное выражение личного (субъективного) отношения к описываемому, наличие „чувствительности“ (у преромантиков - преимущественно мечтательно-меланхолической, иногда слезливой); чувство природы, при этом часто стремление к изображению природы непривычной; изображаемый пейзаж у преромантиков всегда гармонировал с настроением поэта».

Дальнейшее обоснование точки зрения Б. В. Томашевского находим в обстоятельной монографии Н. В. Фридмана - с той разницей, что автор ее, называя Батюшкова «предромантиком», как и Пушкина раннего периода, отрицает какие бы то ни было связи «идейных основ» поэзии Батюшкова с классицизмом.

Разноречивые суждения о литературной позиции Батюшкова вызваны самим характером его творчества, в котором отражен один из существенных переходных этапов развития русской поэзии.

Конец XVIII - первые годы XIX в. явились периодом расцвета русского сентиментализма, начальной стадии формирования романтического направления. Для этой эпохи характерны переходные явления, отражающие как новые тенденции, так и влияние все еще действующих эстетических норм классицизма. Батюшков явился типичной фигурой этого времени, названного Белинским «странным», когда «новое являлось, не сменяя старого и старое и новое дружно жили друг подле друга, не мешая одно другому» (7, 241). Никто из русских поэтов начала XIX в. не ощущал так остро, как Батюшков, потребность обновления устаревших норм и форм. В то же время его связи с классицизмом, несмотря на преобладание романтической стихии в его поэзии, были достаточно прочны, что также отметил Белинский. Усмотрев в ряде ранних «пьес» Пушкина «подновленный классицизм», Белинский назвал их автора «улучшенным, усовершенствованным Батюшковым» (7, 367).

Литературное направление формируется не в пустом пространстве. Начальная стадия его не обязательно знаменуется манифестом, декларацией, программой. Она всегда имеет свою предысторию с момента возникновения в недрах прежнего направления, постепенного накопления в нем определенных признаков и дальнейшего движения к качественным изменениям, от низших форм к высшим, в которых с наибольшей полнотой находят выражение эстетические принципы нового направления. В нарождающемся, в новом в той или иной степени присутствуют какие-то черты старого, преображенные, обновленные в соответствии с требованиями времени. В этом и состоит закономерность преемственности, непрерывности литературного процесса.

При изучении литературной деятельности такой типичной фигуры переходной эпохи, какой является Батюшков, важно прежде всего уяснить соотношение, своеобразное сочетание в его поэзии нового и старого, того, что является главным, определяющим миросозерцание поэта.

Батюшков шел рядом с Жуковским. Их творчество составляет закономерное звено процесса обновления поэзии, обогащения ее внутреннего содержания и форм. Они оба опирались на достижения карамзинского периода, были представителями нового поколения. Но хотя общая тенденция развития их творчества была единой, шли они разными путями. Лирика Жуковского вырастала непосредственно в недрах сентиментализма. У Батюшкова также связи с сентиментализмом были органическими, хотя и в его лирике сохранились в преображенной форме некоторые черты классицизма. Он, с одной стороны, продолжал (это главная, магистральная дорога его творческого развития) элегическую линию сентиментализма; с другой, в своем стремлении к ясности, строгости форм опирался на достижения классицизма, что и давало повод современной поэту критике называть его «неоклассиком».

Батюшков прожил тревожную жизнь. Родился он в Вологде 29 мая (по н. ст.) 1787 г. в старинной дворянской семье. Воспитывался в петербургских частных пансионах. Затем служба в Министерстве народного просвещения (делопроизводителем). Тогда же (1803 г.) начинается его дружба с Н. И. Гнедичем, завязываются знакомства с И. П. Пниным, Н. А. Радищевым, И. М. Борном. В апреле 1805 г. Батюшков вступает в «Вольное общество словесности, наук и художеств». В том же году в журнале «Новости русской литературы» появляется первое печатное произведение Батюшкова - «Послание к моим стихам». Во время второй войны с наполеоновской Францией (1807) он принимает участие в походах русской армии в Пруссию; в 1808–1809 гг. - в войне с Швецией. В битве под Гейльсбергом Батюшков был тяжело ранен в ногу. В 1813 г. он участвовал в сражениях под Лейпцигом в качестве адъютанта генерала Н. Н. Раевского.

К 1815 г. относится личная драма Батюшкова - увлечение Анной Федоровной Фурман.

В конце 1815 г., когда карамзинисты в противовес консервативной «Беседе любителей российского слова» создали свое литературное объединение «Арзамас», Батюшков становится членом его, выступает с защитой программы языковой реформы Н. М. Карамзина.

В 1817 г. увидело свет двухтомное собрание сочинений Батюшкова «Опыты в стихах и прозе», единственное прижизненное издание сочинений поэта. В 1818–1821 гг. он в Италии на дипломатической службе, где сближается с Н. И. Тургеневым (впоследствии один из видных деятелей «Союза благоденствия»).

Батюшков ненавидел канцелярскую работу, хотя и вынужден был служить. Он мечтал о свободном творчестве и превыше всего ставил призвание поэта.

Трагической была литературная судьба Батюшкова. Тридцати четырех лет от роду он навсегда оставляет поле «словесности». Затем молчание, длительная (унаследованная от матери) душевная болезнь и смерть от тифа 7 (19) июля 1855 г.

Безумие поэта - результат не только наследственности, но и повышенной ранимости, слабой защищенности. В письме к Н. И. Гнедичу в мае 1809 г. Батюшков писал: «Люди мне так надоели, и все так наскучило, а сердце пусто, надежды так мало, что я желал бы уничтожиться, уменьшиться, сделаться атомом». В ноябре того же года, в письме ему же «Если проживу еще десять лет, я сойду с ума… Мне не скучно, не грустно, а чувствую что-то необыкновенное, какую-то душевную пустоту». Так задолго до наступления кризиса Батюшков предчувствовал печальный исход переживаемой им внутренней драмы.

На процесс формирования эстетических взглядов Батюшкова благотворное влияние оказали его близкое знакомство и дружба со многими видными литературными деятелями того времени.

Из ближайшего окружения Батюшкова следует особо выделить Михаила Никитича Муравьева (1757–1807), двоюродного дядю поэта, под сильным влиянием которого он находился, у которого учился и советами которого дорожил. Муравьев направлял и поощрял его первые шаги на поприще литературы.

Чувствительность, мечтательность, задумчивость, которыми определяется эмоциональная тональность лирики Батюшкова, в своих первоначальных выражениях присутствуют в стихотворениях Муравьева как их составная часть, как характерная их черта.

Муравьев отвергал рассудочное «витийство», холодный рационализм в поэтическом творчестве, призывал к естественности и простоте, поискам «сокровищ» в собственном сердце. Муравьев - первый русский поэт, обосновавший достоинство «легкой поэзии» как поэзии малых лирических форм и неофициальных, интимных тем. Он написал целый трактат в стихах, где излагаются стилистические принципы «легкой поэзии».

В «Опыте о стихотворстве» он писал:

Любите здравый смысл: пленяйтесь простотою
……………….
Бегите ложного искусства и ума
…………….
Ты помни цель свою, умей без сожаленья
Честолюбивые отбросить украшенья
…………….
Слог должен быть реке прозрачнейшей подобен:
Стремителен, но чист и без разливу полн.
((«Опыт о стихотворстве», 1774–1780))

Эти «правила», изложенные языком поэзии, не потерявшие свое значение и в наши дни, не обладали бы столь притягательной действенной силой, если бы не подкреплялись созданными Муравьевым образцами простой и благозвучной русской поэтической речи:

Полон вечер твой прохлады -
Берег движется толпой,
Как волшебной серенады
Глас приносится волной
Въявь богиню благосклонну
Зрит восторженный пиит.
Что проводит ночь бессонну,
Опершися на гранит.
((«Богине Невы», 1794))

Не только в тематике, в разработке лирических жанров, но и в работе над языком, стихом Батюшков опирался на опыт и достижения своего талантливого предшественника и учителя. То, что в поэзии Муравьева намечено контурами как программа, находит развитие в лирике Батюшкова, чему способствовала общность эстетической платформы, общность взглядов на поэзию.

В своей первой поэтической декларации («Послание к стихам моим», 1804 или 1805) Батюшков пытается определить свою позицию, свое отношение к современному состоянию русской поэзии. С одной стороны, он отталкивается от одописания (кто «стихи марает», «оды сочиняет»), с другой - от излишеств сентиментализма (плаксивости, игры в чувствительность). Здесь же осуждает «поэтов - скучных вралей», которые «не вверх летят, не к небу», а «к земли». В этом коренном вопросе о соотношении идеального («неба») и реального («земли») Батюшков разделял романтическую точку зрения: «Что в громких песнях мне? Доволен я мечтами…»; «…мечтанием бываем к счастью ближе»; «…мы сказки любим все, мы - дети, но большие». «Мечта» противостоит рассудочности, рационализму:

Что в истине пустой? Она лишь ум сушит,
Мечта всё в мире золотит,
И от печали злыя
Мечта нам щит.
Ах, должно ль запретить и сердцу забываться,
Поэтов променя на скучных мудрецов!
((«Послание к Н. И. Гнедичу», 1805))

Ничто так не характеризует личность Батюшкова-поэта, как мечтательность. Сквозным лейтмотивом проходит она через всю его лирику, начиная с первых стихотворных опытов:

И горесть сладостна бывает:
Он в горести мечтает.
………..
Стократ мы счастливы мечтаньем скоротечным!
((«Мечта», 1802–1803; с. 55–56))

Спустя многие годы поэт возвращается к своему раннему стихотворению, посвящая восторженные строки поэтической мечте:

Подруга нежных муз, посланница небес,
Источник сладких дум и сердцу милых слез,
Где ты скрываешься, Мечта, моя богиня?
Где тот счастливый край, та мирная пустыня,
К которым ты стремишь таинственный полет?

Ничто - ни богатство, «ни свет, ни славы блеск пустой» - не заменяет мечты. В ней - высшее счастье:

Так хижину свою поэт дворцом считает
И счастлив - он мечтает.
((«Мечта», 1817; с. 223–224, 229))

В формировании эстетики русского романтизма, романтических представлений о поэзии и поэте роль Батюшкова была исключительна, столь же велика, как и Жуковского. Батюшков первый в истории русской поэзии дал проникновенное определение вдохновения как «порыва крылатых дум», состояния внутреннего ясновидения, когда молчит «страстей волненье» и «светлый ум», освобожденный от «земных уз», парит «в поднебесной» («Мои пенаты», 1811–1812). В «Послании И. М. Муравьеву-Апостолу» (1814–1815) эта же тема получает развитие, приобретая все более романтический характер:

Я вижу мысленно, как отрок вдохновенный
Стоит в безмолвии над бездной разъяренной
Среди мечтания и первых сладких дум,
Прислушивая волн однообразный шум…
Лицо горит его, грудь тягостно вздыхает,
И сладкая слеза ланиту орошает…
((с. 186))

Поэзия рождена солнцем. Она - «пламень небесный», язык ее - «язык богов» («Послание к Н. И. Гнедичу», 1805). Поэт - «дитя неба», скучно ему на земле, он рвется к «небу». Так постепенно складывается у Батюшкова не без воздействия традиционных представлений романтическая концепция «поэзии» и «поэта».

В личности Батюшкова преобладало то, что было названо Белинским «благородной субъективностью» (5, 49). Преобладающая стихия его творчества - лиризм. Не только оригинальные произведения, но и переводы Батюшкова отмечены печатью его неповторимой личности. Переводы Батюшкова - не переводы в строгом смысле, а скорее переделки, вольные подражания, в которые он вносит собственные настроения, темы и мотивы. В русифицированном переводе «1-й сатиры Боало» (1804–1805) присутствует лирический образ самого обитателя Москвы, поэта, «несчастного», «нелюдимого», который бежит от «славы и шума», от пороков «света», поэта, который «людям ввек не льстил», «не лгал», в песнях которого «святая истина». Не менее важна была для Батюшкова идея независимости и неподкупности певца. Пусть он «беден», «терпит холод, жар», «забыт людьми и светом», но он не может мириться со злом, не желает «ползти» перед власть имущими, не желает писать оды, мадригалы, воспевать «богатых подлецов»:

Скорее я почту простого селянина,
Который по?том хлеб кропит насущный свой,
Чем этого глупца, большого господина,
С презреньем давит что людей на мостовой!
((с. 62–63))

В переводе сатиры Буало отражена жизненная позиция Батюшкова, его презрение к «богатым подлецам», которым «противен правды свет», для которых «священного в целом мире нет». «Священно» же для поэта - «дружество», «добродетель», «невинность чистая», «любовь, краса сердец и совесть». Здесь же дана и оценка действительности:

Порок здесь царствует, порок здесь властелин,
Он в лентах, в орденах, повсюду ясно зрится…
((с. 64))

Батюшков дважды обращается к «священной тени» Торквато Тассо, пытается переводить (сохранились отрывки) его поэму «Освобожденный Иерусалим». В стихотворении «К Тассу» (1808) отобраны те факты и ситуации биографии итальянского поэта, которые позволяли Батюшкову выразить «многие свои затаенные думы» о собственном жизненном пути, о переживаемой им личной трагедии. Какая награда ожидает поэта «за песни стройные»? - «Зоилов острый яд, притворная хвала и ласки царедворцев, отрава для души и самых стихотворцев» (с. 84). В элегии «Умирающий Тасс» (1817) Батюшков создает образ «страдальца», «изгнанника», «странника», которому нет «на земле пристанища». «Земному», «мгновенному», «бренному» в лирике Батюшкова противостоят возвышенное, «небесное». Вечность, бессмертие - «в твореньях величавых» «искусств и муз».

Презрением к богатству, знатности, чинам проникнуты эпикурейские мотивы лирики Батюшкова. Дороже поэту свобода, воспеваемый им идеал личной независимости, «вольности и спокойствия», «беспечности и любви»:

«Счастлив! счастлив, кто цветами
Дни любови украшал,
Пел с беспечными друзьями
И о счастии… мечтал!
Счастлив он, и втрое боле,
Всех вельможей и царей!
Так давай, в безвестной доле,
Чужды рабства и цепей,
Кое-как тянуть жизнь нашу,
Часто с горем пополам,
Наливать полнее чашу
И смеяться дуракам!»
((«К Петину», 1810; с. 121–122))

Этот вывод - заключение к размышлениям о жизни. Перед этой «песней» с призывом к «беспечности» - знаменательные строки:

Я возьмусь за ум… да радость
Уживется ли с умом?
((с. 122))

«Ум» здесь в смысле рассудочности, противостоящей чувству, губящей радость. Отсюда культ чувства, желание жить «сердцем».

В стихотворении «К друзьям» (1815) Батюшков называет себя «беспечным поэтом», что дает повод к неверным толкованиям пафоса его творчества. Его эпикуреизм вытекал из его жизненной позиции, из его «философской жизни». «Жизнь - миг! Не долго веселиться». Беспощадное время уносит все. А потому

О, пока бесценна младость
Не умчалася стрелой,
Пей из чаши полной радость…
((«Элизий», 1810; с. 116))

Все лучшее, значительное в творчестве Батюшкова, составляющее непреходящую эстетическую ценность его лирики, в известной мере связано с понятием «легкой поэзии», зачинателем которой на русской почве был М. Н. Муравьев.

Термин «легкая поэзия» может быть истолкован по-разному. Важно, как Батюшков сам его понимал. Это прежде всего не легкий жанр салонной, жеманной лирики, а один из труднейших родов поэзии, требующий «возможного совершенства, чистоты выражения, стройности в слоге, гибкости, плавности; он требует истины в чувствах и сохранения строжайшего приличия во всех отношениях… поэзия и в малых родах есть искусство трудное и требующее всей жизни и всех усилий душевных».

В область «легкой поэзии» Батюшков включал не только стихотворения в духе Анакреона, но и вообще малые формы лирики, интимно-личные темы, «грациозные» тончайшие ощущения и чувствования. Батюшков страстно защищал достоинство малых лирических форм, что имело для него принципиальное значение. Он искал опору в прошлых достижениях русской поэзии, выделяя тенденции, линию ее развития, в которой он находил отражение «Анакреоновой музы». Теми же соображениями был продиктован и повышенный интерес Батюшкова к французской «легкой поэзии», в частности Парни.

Это было время, когда определяющим признаком нового стиля становится чувствительность - знамя сентиментализма. Для Батюшкова поэзия - «пламень небесный», сочетающий «в составе души человеческой» «воображение, чувствительность, мечтательность». В этом аспекте воспринималась им и поэзия античной древности. Кроме личного пристрастия на Батюшкова оказали влияние и веяния, литературные увлечения его времени, «тяга к восстановлению античных форм… От древности брались наиболее чувствительные произведения, в лирике переводились и служили предметом подражания элегики: Тибулл, Катулл, Проперций…».

Батюшков обладал редким даром постижения своеобразия эллинистической и римской культуры, умением передать средствами русской поэтической речи всю красоту и обаяние лирики античности. «Батюшков, - писал Белинский, - внес в русскую поэзию совершенно новый для нее элемент: античную художественность» (6, 293).

Желание «забыть печаль», «топить горе в полной чаше» приводило к поискам «радости и счастья» в «беспечности и любви». Но что такое «радость» и «счастье» в «скоротечной жизни»? Эпикуреизм Батюшкова, названный Белинским «идеальным» (6, 293), - особого свойства, он ярко окрашен тихой мечтательностью и врожденной способностью всюду искать и находить прекрасное. Когда поэт зовет к «беспечности златой», советует и «мудрость с шутками мешать», «искать веселья и забавы», то не следует думать, что здесь речь идет о грубых страстях. Земные наслаждения сами по себе ничего не стоят в глазах поэта, если не согреты мечтой. Мечта придает им изящество и обаяние, возвышенность и красоту:

…печаль забудем,
Мечтать во сладкой неге будем:
Мечта - прямая счастья мать!
((«Совет друзьям», 1806; с. 75))

Содержание поэзии Батюшкова далеко не ограничивается стихотворениями в антологическом роде. Она во многом предвосхитила, предопределила тематику и основные мотивы русской романтической поэзии: воспевание свободы личности, независимости художника, враждебность «холодной рассудочности», культ чувства, тончайших «чувствований», движения «жизни сердца», преклонение перед «дивной природой», ощущение «таинственной» связи души человека с природой, вера в поэтическую мечту и вдохновение.

Много существенно нового внес Батюшков в развитие лирических жанров. Особенно важна его роль в становлении русской элегии. В его лирике продолжается процесс дальнейшей психологизации элегии. Традиционные элегические жалобы на судьбу, муки любви, разлуку, неверность любимой, - все то, что в изобилии встречается в элегиях конца XVIII в., в поэзии сентименталистов, - обогащается в элегиях Батюшкова выражением сложных индивидуальных переживаний, «жизни» чувств в их движении и переходах. Впервые в русской лирике находят выражение сложные психологические состояния с такой непосредственностью и искренностью трагически окрашенного чувства и в такой изящной форме:

Есть странствиям конец - печалям никогда!
В твоем присутствии страдания и муки
Я сердцем новые познал.
Они ужаснее разлуки,
Всего ужаснее! Я видел, я читал
В твоем молчании, в прерывном разговоре,
В твоем унылом взоре,
В сей тайной горести потупленных очей,
В улыбке и в самой веселости твоей
Следы сердечного терзанья…
((«Элегия», 1815; с. 200))

Для судеб русской лирики не менее важное значение имела психологизация пейзажа, усиление его эмоциональной окраски. При этом в элегиях Батюшкова бросается в глаза характерное для романтической поэзии пристрастие к ночному (лунному) пейзажу. Ночь - пора мечтаний. «Мечта - дщерь ночи молчаливой» («Мечта», 1802 или 1803):

…как солнца луч потухнет средь небес,
Один в изгнании, один с моей тоскою,
Беседую в ночи с задумчивой луною!
((«Вечер. Подражание Петрарке», 1810; с. 115))

Там, где Батюшков обращается к созерцательно-мечтательному изображению ночного пейзажа в попытках передать «живописную красоту» природы, «живописать» ее картины средствами поэтической речи, сказывается его близость к Жуковскому, родство с ним не только по общим литературным истокам, но и по характеру восприятия, образной системе, даже по лексике:

… В долине, где журчит источник и сверкает,
В ночи, когда луна нам тихо льет свой луч,
И звезды ясные сияют из-за туч…
((«Бог», 1801 или 1805; с. 69))
Коснусь волшебныя струны,
Коснусь… и нимфы гор при месячном сияньи,
Как тени легкие, в прозрачном одеяньи
С сильванами сойдут услышать голос мой.
Наяды робкие, всплывая над водой,
Восплещут белыми руками,
И майский ветерок, проснувшись на цветах,
В прохладных рощах и садах,
Повеет тихими крылами…
((«Послание графу Виельгорскому», 1809; с. 104))

Отечественная война 1812 г. стала важным рубежом в духовном развитии Батюшкова, вызвала известные сдвиги в его общественных настроениях. Война принесла дотоле слабо звучавшую в лирике поэта гражданскую тему. В эти годы Батюшков пишет ряд патриотических стихотворений, в числе их послание «К Дашкову» (1813), в котором поэт в дни народного бедствия, «среди развалин и могил», когда «милая родина» в опасности, отказывается «петь любовь и радость, беспечность, счастье и покой»:

Нет, нет! талант погибни мой
И лира дружбе драгоценна,
Когда ты будешь мной забвенна,
Москва, отчизны край златой!
((с. 154))

Не случайно, что именно в эти годы, после Отечественной войны, в атмосфере общего подъема национального самосознания у Батюшкова появляется настойчивое желание расширить область элегии. Тесными казались ему ее рамки для осуществления своих новых замыслов, поэтической разработки исторических, героических тем. Поиски поэта шли не в одном направлении. Он экспериментирует, обращается к русской балладе, даже басне. Батюшков тяготеет к многотемности, сложным сюжетным построениям, к сочетанию мотивов интимной элегии с исторической медитацией. Примером подобного сочетания может служить известное стихотворение, отмеченное Белинским в числе высших достижений Батюшкова, - «На развалинах замка в Швеции» (1814). Вступление, мрачный ночной пейзаж, написанный в оссиановской манере, вполне соответствует характеру мечтательного раздумья и придает романтическое звучание всему произведению:

Я здесь, на сих скалах, висящих над водой,
В священном сумраке дубравы
Задумчиво брожу и вижу пред собой
Следы протекших лет и славы:
Обломки, грозный вал, поросший злаком ров,
Столбы и ветхий мост с чугунными цепями,
Твердыни мшистые с гранитными зубцами
И длинный ряд гробов.
Всё тихо: мертвый сон в обители глухой.
Но здесь живет воспоминанье:
И путник, опершись на камень гробовой,
Вкушает сладкое мечтанье.
((с. 172))

Батюшков обладал редким даром: силою мечтательного воображения «оживлять» прошлое, приметы которого одухотворены в его стихах единым чувствованием. Созерцание развалин в ночной тишине незаметно переходит в мечтательное раздумье о людях, отважных воинах и свободолюбивых скальдах, и бренности всего земного:

Но всё покрыто здесь угрюмой ночи мглой,
Всё время в прах преобратило!
Где прежде скальд гремел на арфе золотой,
Там ветер свищет лишь уныло!
………………
Где вы, отважные толпы богатырей,
Вы, дикие сыны и брани и свободы,
Возникшие в снегах, средь ужасов природы,
Средь копий, средь мечей?
Погибли сильные!..……
((с. 174))

Подобное восприятие далекого исторического прошлого не является данью моде, как это нередко встречается; оно внутренне присуще Батюшкову-поэту, что подтверждается другим аналогичным описанием, где впервые в русской лирике дана поэтическая «формула» «тайного» языка природы:

Природы ужасы, стихий враждебных бой,
Ревущие со скал угрюмых водопады,
Пустыни снежные, льдов вечные громады
Иль моря шумного необозримый вид -
Всё, всё возносит ум, всё сердцу говорит
Красноречивыми, но тайными словами,
И огнь поэзии питает между нами.
((«Послание И. М. Муравьеву-Апостолу», 1814–1815; с. 186))

Стихотворение «На развалинах замка в Швеции», несмотря на наличие в нем элементов других жанров (баллады, оды), является все же элегией, той ее разновидностью, которую можно назвать исторической медитативной элегией.

Созерцательность, мечтательность, задумчивость, уныние, грусть, разочарование, сомнение - слишком общие понятия, в особенности когда речь идет о лирической поэзии; они наполняются разным психологическим содержанием, получающим различную окраску в зависимости от индивидуальности поэта. Мечтательность, например у сентименталистов (вернее у эпигонов этого направления), нередко была напускная, дань моде, излишне слезливая. В лирике Жуковского и Батюшкова мечтательность выступает в новом качестве, сочетаясь с элегической грустью, проникнутая философическим раздумьем, - поэтическое состояние, которое им обоим присуще внутренне. «В произведениях этих писателей (Жуковского и Батюшкова, - К. Г.), - писал Белинский, - …языком поэзии заговорили уже не одни официальные восторги. но и такие страсти, чувства и стремления, источником которых были не отвлеченные идеалы, но человеческое сердце, человеческая душа» (10, 290–291).

И Жуковский и Батюшков многим были обязаны Карамзину и сентиментализму, а также и «Арзамасу». В их мечтательности было много общего, но было и различие. У первого она носит преимущественно созерцательный характер с мистической окраской. У второго - мечтательность не «заменяется», как предполагал Белинский (6, 293), а сочетается с задумчивостью, - выражаясь словами самого Батюшкова, «задумчивостью тихой и глубокой».

Батюшков писал и в прозе. Прозаические опыты Батюшкова отражают общий процесс поисков новых путей, стремление автора к жанровому многообразию (см. гл. 3).

Батюшков рассматривал свои прозаические опыты как «материал для поэзии». Он обращался к прозе главным образом для того, чтобы «писать хорошо в стихах».

Белинский невысоко ценил прозаические произведения Батюшкова, хотя отмечал их «хороший язык и слог» и видел в них «выражение мнений и понятий людей своего времени» (1, 167). В этом плане прозаические «опыты» Батюшкова оказали воздействие на становление стиля пушкинской прозы.

Велики заслуги Батюшкова в обогащении русского поэтического языка, культуры русского стиха. В споре о «старом» и «новом слоге», в этом центральном вопросе общественно-литературной борьбы эпохи, имеющем более широкое значение, нежели проблема языка литературы, Батюшков стоял на позициях карамзинистов. Главными достоинствами «стихотворного слога» поэт считал «движение, силу, ясность». В своем поэтическом творчестве он придерживался этих эстетических норм, в особенности последней - «ясности». По определению Белинского, он внес в русскую поэзию «правильный и чистый язык», «звучный и легкий стих», «пластицизм форм» (1, 165; 5, 551).

Белинский признавал «важное значение» Батюшкова для истории русской литературы, называл Батюшкова «одним из умнейших и образованнейших людей своего времени», говорил о нем как об «истинном поэте», одаренном от природы великим талантом. Тем не менее в общих суждениях о характере и содержании поэзии Батюшкова критик был излишне суров. Поэзия Батюшкова казалась Белинскому «узкой», излишне личной, бедной по содержанию с точки зрения ее социального звучания, выражения в ней национального духа: «Муза Батюшкова, вечно скитаясь под чужими небесами, не сорвала ни одного цветка на русской почве» (7, 432). Белинский никак не мог простить Батюшкову его увлечение «легкой поэзией» Парни (5, 551; 7, 128). В суждениях критика, возможно, сказалось и то обстоятельство, что он писал о Батюшкове как о предшественнике Пушкина, в связи с Пушкиным - и в оценках лирики Батюшкова критерием мог служить необъятный мир поэзии Пушкина.

Рано определился круг элегических дум Батюшкова. Он глубоко верил в силу изначальных «первых впечатлений», «первых свежих чувств» («Послание И. М. Муравьеву-Апостолу»), которым поэт не изменял в течение всей своей творческой жизни. Поэзия Батюшкова замыкается преимущественно кругом личностных переживаний, и в этом источник ее силы и слабости. На всем протяжении своего творческого пути поэт остался верен «чистой» лирике, ограничив ее содержание личной темой. Лишь Отечественная война 1812 г. дала взрыв патриотических настроений, и то ненадолго. К этому времени относится желание Батюшкова выйти из своего замкнутого мира излюбленных мотивов, расширить границы элегии, обогатить ее тематически опытом других жанров. Поиски шли в разных направлениях, но Батюшков достиг ощутимых результатов там, где не изменял своему природному дару поэта-элегика. Он создал новые разновидности жанра, которым было суждено в русской поэзии большое будущее. Таковы его элегии-послания и медитативные, философско-исторические элегии.

Раздумье, наряду с мечтательностью, всегда было свойственно внутреннему миру Батюшкова. С годами в его лирике раздумье «под бременем печали» все больше приобретает мрачный оттенок, слышатся «тоска сердечная», «душевная скорбь», все отчетливее звучат трагические ноты, и как бы своеобразным итогом раздумий поэта о жизни звучит одно из последних его стихотворений:

Ты знаешь, что изрек,
Прощаясь с жизнию, седой Мельхиседек?
Рабом родится человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез.
((1824; с. 240))

При обозрении литературного наследия Батюшкова создается впечатление неполноты. Поэзия его глубока по содержанию и значимости, но она, по определению Белинского, «всегда нерешительна, всегда что-то хочет сказать и как будто не находит слов» (5, 551).

Батюшков успел высказать не много из того, что было заложено в его богато одаренной натуре. Что же помешало живущей в душе его поэзии зазвучать в полный голос? В стихотворениях Батюшкова нередко встречается горечь обиды на то, что он «безвестен» и «забыт». Но не менее отчетливо звучит в них и горькое признание в том, что вдохновение оставляет его: «Я чувствую, мой дар в поэзии погас…» («Воспоминание», 1815). Батюшков переживал глубокую внутреннюю драму, ускорившую наступление кризиса, и он умолк… Но то, что он успел свершить, давало ему полное право отождествить созданный им образ истинного поэта с самим собой:

Пускай свирепый рок по воле им играет,
Пускай незнаемый, без злата и честей,
С главой поникшею он бродит меж людей;
………………
Но музам и себе нигде не изменит.
В самом молчании он будет все пиит.
((«Послание И. М. Муравьеву-Апостолу», с. 187))

В. В. Томашевский писал об «одической природе» элегии «На развалинах замка в Швеции» и тут же добавлял: «Эти стихи переходят в элегические размышления, в которых от оды осталась широта темы» (Томашевский Б. К. Н. Батюшков, с. XXXVIII).

«Вечер у Кантемира», 1816 (см.: Батюшков К. Н. Соч. М., 1955, с. 367).

См.: Фридман Н. В. Проза Батюшкова. М., 1965.

«Речь о влиянии легкой поэзии на язык», 1816 (Батюшков К. Н. Опыты в стихах и прозе, с. 11).

Мельхиседек - лицо, упоминаемое в Библии (Кн. Бытия, гл. 14, ст. 18–19). Символ высшей мудрости.

Новаторский характер носили и антологические стихотворения поэта. Для раннего Батюшкова античность – средоточие чувственных наслаждений. В этом духе понята и античная лирика. Теперь поэту близки в античности иные свойства – простота, мужество, драматизм страстей. Жанр антологического стихотворения был издавна трудной, но необходимой для поэта художественной школой вследствие предъявляемых к нему устойчивых требований краткой, сжатой выразительности. Заслуга Батюшкова в том, что он избежал как внешней декоративности, форсированной экзотичности, щегольства античными реалиями и приметами быта, так и манерной передачи чувств, излишней чувствительности и трогательности. Античную антологию он понял как воплощение национального духа древних греков, как нравственное бытие народа, которое невозвратимо. Обращаясь к античности, поэт решал современные ему проблемы национально-исторической самобытности и народности. Миросозерцание античного человека можно раскрыть лишь через его духовный, внутренний мир. Наиболее личной, индивидуальной страстью выступает любовь. Поэтому в лирике Батюшкова господствует принцип «антологического индивидуализма». В любви античный человек высказывается весь. Помимо темы любви Батюшков коснулся и тем смерти, ревности, дружбы и гражданской гордости. В антологических стихотворениях Батюшков пропел гимн жизни, ее красоте, ее величию, ее тревогам. Только самоотверженная и открытая битва с превратностями судьбы дает ощущение полноты и радости бытия. Героическая тема противостояния опасностям, сопротивления обстоятельствам, несмотря на возможность поражения и неизбежность смерти, достойно венчает антологический цикл.

На формирование Батюшкова как поэта повлияли следующие факторы:

1. Знание, изучение античной литературы, поэзии (Вергилий, Гораций, Анакреон).

2. Эпоха французского Просвещения (Вольтер (любовь к нему у Батюшкова всю жизнь), Дидро; критиковал Руссо).

3. Итальянское Возрождение (Петрарка, Ариосто).

4. Двоюродный дядя – Муравьёв (чиновник и писатель. «Я всем, что имею, обязан своему дядюшке»).

5. Окружение (писатели: Державин, Крылов, Капнист, Озеров, Львов).

Основные периоды: 1802 – 1808 – ученический период 1809 – 1812 – начало оригинального творчества 1812 – 1816 – переломный; духовный и поэтический кризис 1816 – 1823 – попытки преодоления кризиса и выхода из него.

1 период . Журнал «Любитель словесности», 1806 – стихотворение «Мечта» (первое опубликованное). «Мечтанье есть душа поэтов и стихов». Утверждение трёх имён: Анакреон, Сафо, Гораций. Батюшков пишет о том, что не в богатстве и знатности счастье. «Хижина поэта мечтою превращена во дворец, как ручеёк для бабочки в море». Поэзия живёт мечтой. «Совет друзьям» - утверждение идеалов, мотив разочарования в светских общепринятых ценностях. Ценность «лёгкой поэзии».

2 период. «Маленькая философия». Батюшков служил, участвовал в сражениях, вышел в отставку. Возвращается в Петербург, живёт по своей философии. Близкий друг – поэт Гнедич (по письмам). Сознательное существование и признание его как достойного и способного вызвать уважение честных людей. Философия основывается на убеждённости, что земные наслаждения возможны для человека с добродетельной душой; наслаждения – это не только сфера порока. Уединение – личное счастье. Эпикурейство – принцип достижения личного блага путём чувственных наслаждений (вкусная еда, вино, хорошая музыка, прекрасная женщина). Гедонизм – добро – наслаждение (стремление к добру). Сочетание у Батюшкова эпикурейства и гедонизма воплощалось в гуманистических идеалах и целомудрии. Батюшков не похож на своего лирического героя, в котором воплощалась то, что невозможно реализовать в жизни; переживания души, а не опыт жизни. Осознание невозможности реализации чего-либо выливалось в конфликт между мечтой, идеалом и действительностью (так, эстетически возвышенные наслаждения противопоставляются скептицизму). Малые жанры отражают «маленькую философию». В мироощущении Античности находит идеалы: жизнерадостность, воспевание красоты, душевное здоровье – романтическая мечта. Стоит отметить, что Батюшков при этом не использует античные формы поэзии. Это диктует характер стиля Батюшкова: нет тяжеловесного языка классических од. Использует язык, отражающий ясность мысли, способный выразить чувства и переживания – гармоническое равновесие, которое диктует вкус. Нет старославянизмов. Батюшков избирает другие темы: гражданская тематика (ощущение катастрофичности бытия, трагичности положения человеческой личности в хаосе истории). Наступает момент безотрадного, беспросветного пессимизма, самое отчаянное разочарование. Батюшков пытается выстроить новую философию, найти положительные основы видения мира, обращается к эпической, исторической тематике.

3 период. Основной жанр – элегия, в которой сочетаются историческая тематика и философская. Так, Рылеев использовал элегию для создания исторических образов, Батюшков же – для того, чтобы оттолкнуться от них в философском осмыслении бытия отдельной личности и бытия народов. «На развалинах замка в Швеции», «Судьба Одиссея» (герой, который соперничает с богами, бросает им вызов; пролог к трагедии - скитания). Поэта интересует человек в водовороте истории, размышления о том, в чём человек может найти опоры в разрушающей силе истории. Настроения прослеживаются в стихотворении «К другу» (к Вяземскому): «Мы область призраков обманчивых прошли…». Батюшков приходит к выводу о том, что «…ничего не прочно, нигде нет счастья». Итог активного творчества этого периода – сборник «Опыты в стихах и прозе» (1817), где слово опыты надо понимать именно в значении итога, а не экспериментов. Созданы произведения «Умирающий Тасс», «Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы», циклы «В подражание древним» (последнее крупное произведение поэта), «Из греческой антологии».

  1. Эстетическая позиция декабристов. Жанрово-стилевое своеобразие лирики. Творчество К.Ф. Рылеева.

Революционно-романтическая эстетика формировалась в борьбе с враждебными дворянским революционерам идейно-художественными течениями. Основной удар был направлен против классицизма, подвергшегося уже критике со стороны карамзинистов и арзамасцев. Для революционных романтиков особенно неприемлемы были политическая основа классицизма и его скованность канонизированными правилами и образцами. Например, Кюхельбекер, в поэзии которого традиции классицизма еще дают себя знать, постоянно выступал против подчинения русской литературы его законам.

Но, выступая в качестве представителей романтического направления против классицизма, декабристы отмежевывались и от тех романтиков, которые стали выразителями консервативных тенденций. Кюхельбекер высмеивает это течение в поэзии: «Чувство уныния поглотило все прочие. Все мы взапуски тоскуем о своей погибшей молодости. Картины везде одни и те же: луна, которая, разумеется, уныла и бледна, скалы и дубравы, где их никогда не бывало, изредка длинные тени и приведения, в особенности же туман: туманы над водами, туманы над бором, туманы над полями, туман в голове сочинителя». В письме Пушкину от 12 февраля 1825г. Рылеев, признавая благотворное воздействие Жуковского на язык русской поэзии, считает пагубным «влияние его на дух нашей словесности », что является результатом мистицизма, мечтательности, туманности, которыми проникнута большая часть стихотворений поэта-романтика.

Таким образом, революционные романтики вели литературную борьбу на два фронта: против реакционного классицизма и против консервативного романтизма. Служение делу свободы художественным творчеством революционные романтики рассматривали как свой гражданский долг. Они обосновали идею поэта-гражданина, которая стала характерной для передовой русской эстетики. Эта идея была сформулирована в известном признании Рылеева: «Я не поэт, а гражданин ». Идея поэта-пророка, обладающего «силой воздвигать народы » на борьбу за свободу, свойственна и Кюхельбекеру.

Созданный революционными романтиками образ поэта-гражданина явился антитезой образу поэта-эпикурейца, получившему широкую популярность в «легкой поэзии» и образу поэта-мечтателя, характерному для элегического романтизма.

Понимание общественной роли искусства приводило декабристов к требованиювысокого содержания литературы. Декабристы вкладывали в понятие высокого революционно-освободительное содержание, связывали эту категорию с идеалами общественно-политической свободы. «Высокость » души была признана необходимым качеством гражданина в законоположении Союза Благоденствия. В том же документе утверждается и необходимость высокого содержания поэзии, без чего произведение «недостойно дара поэзии ». Отсюда и революционно-романтический критерий оценки художественного творчества: «сила и прелесть стихотворений » состоит «более всего в непритворном изложении чувств высоких и к добру увлекающих ».

Признание за художественной литературой высокой гражданской миссии побуждало поэтов-декабристов пропагандировать высокие жанры поэзии: политическую оду, героическую поэму, гражданскую трагедию.

Жанрово-стилевые осбенности:

Прежде всего, внимание декабристов привлёк жанр оды . В оде у классицистов поэт выступал от имени всего народа, выражая таким образом не свою личную точку зрения на изображаемые события, а общенародную. У декабристов герой трагически отчуждён от народа и должен совершить подвиг для единения с ним; одиночество героя и обреченность на конфликт привели к появлению элегической тональности. Декабристская ода сочетает жанровые признаки оды и элегии («На смерть Байрона» К.Ф. Рылеева, «Смерть Байрона» В.К.Кюхельбекера).

Сходные изменения произошли с жанром дружеского послания . В декабристском дружеском послании («Моё прости друзьям Кисловскому и Преклонскому» В.Ф.Раевского) в основе лежит гражданское чувство, раскрытое с естественностью разговорной интонации и дружеской откровенностью.

Попадает в поле зрения декабристов и жанр баллады , понятый как поэтическая форма народной фантазии. Декабристы в споре с Жуковским создают «русскую балладу» («Ольга», «Убийца», «Наташа», «Леший» П.А.Катенина, «Пахом Степанов» В.К.Кюхельбекера), жанровыми признаками которой явились просторечие, шероховатость, а подчас нарочитая грубость поэтического языка, имитирующая «простонародную грубость».

Наиболее удачным жанровым экспериментом декабристов в лирике стали «Думы » К.Ф.Рылеева, неслучайно Бестужев ставил их на первое место среди созданий «новой школы нашей поэзии ». По мнению самого Рылеева жанр «думы» является старинным русским изобретением («дума о героях»). В этой жанровой форме Рылеев видел возможность, изображая подвиги великих героев национальной истории, разбудить в душе читателя патриотические чувства, чувство общности со своей великой родиной, её историей, народом. Поскольку каждый из героев рылеевских дум (Вещий Олег, Димитрий Донской, Борис Годунов, Иван Сусанин, Богдан Хмельницкий и др.) интересовал не как неповторимая личность, а как русский тип человека, то герои оказались «унифицированными», на одно лицо, одним лирическим «я».

Декабристы создали особую, характерную только для гражданского романтизма разновидность жанра поэмы («Войнаровский», «Наливайко», «Хмельницкий» К.Ф.Рылеева). Поэма вобрала в себя все поэтические открытия декабризма: историческую достоверность, национальную, гражданскую и патриотическую тематику, трагический герой-титан. Новое в декабристской поэме - разочарованный герой.

Теме политической свободы поэты-декабристы посвящали наиболее значительные произведения своей лирики. В «Законоположении Союза Благоденствия» первым естественным законом общественного объединения людей признавалось «соблюдение блага общего ».

Творчество Рылеева:

Для Батюшкова основной критерий оценки художественного произведения - это понятие «вкуса». «Вкус» Батюшкова проявляется в том единстве формы и содержания, которое почти всегда присутствует в его поэзии. Батюшков требует от поэта точности и ясности. Самого Батюшкова привлекают не просто яркие краски. В его динамических картинах мы почти физически ощущаем конкретные детали: «счастливый Иль де Франс, обильный, многоводный», «огромный бог морей», «под эту вяза тень густую»...

Батюшков не изобретает новые слова (что мы увидим в творчестве Языкова) и очень редко новые сочетания («развалины роскошного убора»). Поэт смело использует в своих стихотворениях архаизмы («согласье прям», «зане»), славянизмы («десница», «веси», «стогны»); философскую «лексику» («соразмерность», «явленья», «равновесье»); разговорные выражения.

В его элегии «Таврида» (1815) мы находи те же особенности стиля; с «возвышенной фразеологией» («под небом сладостным полуденной страны», «под кровом тихой ночи») мирно сочетаются обиходные слова («сельский огород», «простая хижина»).

Автор смело вставляет в поэтический текст пословицы («А счастие лишь там живет, // Где нас, безумных, нет», «День долгий, тягостный ленивому глупцу, // Но краткий, напротив, полезный мудрецу»; «Здесь будет встреча не по платьям»).

Современники в стихах Батюшкова особенно ценили гармонию, музыкальность, «сладкозвучие». «Никто в такой мере как он не обладает очарованием благозвучия, - писал В.А. Жуковский. - Одаренный блестящим воображением и изысканным чувством выражения и предмета, он дал подлинные образцы слога. Его поэтический язык неподражаем... в гармони выражений». «Звуки италианские, что за чудотворец этот Батюшков», «прелесть и совершенство - какая гармония», - восхищенно писал Пушкин, делая свои замечания на «Опытах» Батюшкова.

Плавность и музыкальность ритма - вот чем особенно пленяет поэзия Батюшкова. Так, в стихотворении Батюшкова «Песнь Гаральда Смелого» (1816) картина плавания по бурному морю получает звуковую окраску благодаря постоянной аллитерации «л» - «р» - усиление нагнетания этих звуков характерно для всего стихотворения. Приведем лишь одну строфу:

Нас было Лишь тРое на Легком чеЛне;
А моРе вздымаЛось, я, помню, гоРами;
Ночь чеРная в поЛдень нависЛа с гРомами,
И ГеЛа зияЛа в соЛеной воЛне.
Но воЛны напРасно, яРяся, хЛестаЛи,
Я чеРпал их шЛемом, Работал весЛом:
С ГаРаЛьдом, о дРуги, вы стРаха не знаЛи
И в миРную пРистань вЛетели с чеЛном!

В этом стихотворении интересны и звуковые повторы (Стена, Станина, приСТань, хлеСТали), которые придают стиху большую выразительность. Фонетическая гармония - это тот фон, на котором с удивительной силой проявляется поэтическое своеобразие Батюшкова.

Ритмический эффект достигается различными способами. Поэт любит анафору:

Ему единому, - все ратники вещали, -
Ему единому вести ко славе нас.

(«отрывок из I песни» «Освобожденного Иерусалима») (1808).

Прибегает он и к инверсии («Я берег покидал туманный Альбиона» - расположение слов зависит от ритма стиха); перемежает различные ямбы (часто шести-, пяти- и четырехстопные); любит усеченные прилагательные:

Воспел ты бурну брань, и бледны эвмениды
Всех ужасов войны открыли мрачны виды...
Рассеял... нежны красоты...
То розы юные, Киприде посвященны...
А там что зрят мои обвороженны очи?

«К Тассу», 1808

Батюшков смело сочетает различную лексику, разные стили. У позднего Батюшкова эта разностильность употребления «выполняет ответственнейшую задачу разрушения гармоничного образа мира, - пишет Н. Фридман, - Батюшкову нужно, чтобы читатель с наибольшей живостью воспоминаний переживал глубину утраты, чтоб он узнавал прекрасное, прежде чем его потерять».

Обобщая все сказанное, можно определить историко-литературное значение К.Н. Батюшкова словами В.Г. Белинского: «Батюшков много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно.

Одной этой заслуги со стороны Батюшкова достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и уважением».

Вопросы о творчестве К.Н. Батюшкова

  1. В каких жанрах пробует свои силы Батюшков?
  2. Какая основная идея его «анакреонтической» лирики?
  3. Какой тип сатиры использует Батюшков?
  4. В каком жанре с особой силой расцветает его талант?
  5. Что нового внес Батюшков в русскую поэзию?
  6. Можно ли утверждать, что Батюшкову удалось воссоздать «антологический» стих?
  7. Можно ли согласиться, что своей поэзией Батюшков создал красоту «идеальной» формы?
  8. Что отличает поэтический язык Батюшкова?
  9. Согласны ли вы со словами Белинского, что в лирике Батюшкова «старое и новое дружно жили друг подле друга, не мешая одно другому»?
  10. Удалось ли Батюшкову создать собственную «школу»?
  11. Каково основное отличие поэзии Батюшкова от поэзии Жуковского?
  12. Как можно определить роль Батюшкова и его значение в истории русской поэзии?