Раздел четвертый финно-угорские верования и мифы. Фундаментальные исследования Религия народов финно угорской группы до христианизации

Народы финно-угорской группы населяют территории Европы и Сибири на протяжении более десяти тысяч лет, еще со времен неолита. На сегодня количество носителей финно-угорских языков превышает 20 миллионов человек, и они являются гражданами России и ряда стран Европы - современные представители народов финно-угорской группы проживают в Западной и Центральной Сибири, Центральной и Северной Европе. Финно-угры являют собой этноязыковую общность народов, включающую в себя марийцев, самодийцев, саамов, удмуртов, обских угров, эрзян, венгров, финнов, эстонцев, ливов и др.

Некоторые народы угро-финской группы создали свои государства (Венгрия, Финляндия, Эстония, Латвия), а некоторые проживают в многонациональных государствах. Несмотря на то, что на и культуры народов финно угорской группы оказали значительное влияние и верования этнических групп, проживающих с ними на одной территории, и христианизация Европы, все же финно-угры сумели сохранить пласт своей самобытной культуры и религии.

Религия народов финно угорской группы до христианизации

В дохристианскую эпоху народы финно угорской группы жили разобщенно, на огромной территории, и представители разных народов практически не контактировали между собой. Поэтому закономерно, что и диалекты, и нюансы традиций и верований у разных народов этой группы существенно отличались: к примеру, несмотря на то, что и эстонцы, и манси принадлежат к финно-угрским народам, нельзя сказать, что в их верованиях и традициях много общего. На формирование религии и уклада жизни каждого этноса оказывали влияния условия окружающей среды и образ жизни народа, поэтому неудивительно, что верования и традиции этносов, проживающих в Сибири, существенно отличались от религии финно-угров, живших на территории Западной Европы.

В религиях народов финно угорской группы не было , поэтому всю информацию о верованиях этой этнической группы историки берут из фольклора - устного народного творчества, которое было записано в эпосах и легендах разных народов. И наиболее известными эпосами, из которых современные историки черпают знания о верованиях, являются финский "Калевала" и эстонский "Калевипоег", достаточно подробно описывающие не только богов и традиции, но и подвиги героев разных времен.

Несмотря на наличие определенной разницы межу верованиями разных народов финно угорской группы, между ними есть много общего. Все эти религии были политеистическими, и большинство богов были связаны либо с природными явлениями, либо с скотоводством и земледелием - основными занятиями финно-угров. Верховным божеством считался бог неба, которого финны называли Юмала, эстонцы - Таеватаат, марийцы - Юмо, удмурты - Инмар, а саами - Ибмел. Также финно-угры чтили божества солнца, луны, плодородия, земли и грома; представители каждого народа звали своих божеств по-своему, однако общие характеристики богов, помимо имен, имели не слишком много отличий. Помимо политеизма и схожих богов, во всех религиях народов финно угорской группы есть следующие общие характеристики:

1. Культ предков - все представители финно-угорских народов верили в существование бессмертной души человека, а также в том, что жители загробного мира могут влиять на жизнь живых людей и в исключительных случаях - помогать своим потомкам
2. Культы богов и духов, связанных с природой и землей (а нимизм) - так как пропитание большинства народов Сибири и Европы напрямую зависело от приплода выращиваемых животных и урожая культурных растений, неудивительно, что у многих народов финно угорской группы было множество традиций и обрядов, предназначенных для задабривания духов природы
3. Элементы шаманизма - как и в , в финно-угорских этносов роль посредников между миром людей и духовным миром выполняли шаманы.

Религия народов финно угорской группы в современности

После христианизации Европы, а также увеличения количества адептов ислама в начале первой половины второго тысячелетия нашей эры, все больше людей, принадлежащих к финно угорским народам, стали исповедовать какую-либо из , оставляя верования предков в прошлом. Сейчас только малая часть финно-угорцев исповедуют традиционные языческие верования и шаманизм, большинство же переняло веру народов, живущих с ними на одной территории. К примеру, подавляющая часть финнов и эстонцев, как и граждане других европейских стран, являются христианами (католиками, православными или лютеранами), а среди представителей народов финно угорской группы, населяющих Урал и Сибирь, есть много адептов ислама.

На сегодня древние анимистические религии и шаманизм в наиболее полной форме сохранили удмурты, марийцы и самодийские народы - коренные жители западной и центральной Сибири. Однако нельзя сказать, что финно-угорцы полностью забыли свои традиции, ведь они сохранили ряд обрядов и верований, и даже традиции некоторых христианских праздников в народов финно угорской группы тесно переплелись с древними языческими обычаями.

Отрывок из книги Найджела Пенника «История языческой Европы».

Большинство европейских языков, включая славянские, составляют одну обширную семью — индо-европейскую — и имеют общие базовый словарь и грамматическую структуру. Однако языки самой северной части Европы принадлежат к совершенно иной лингвистической группе — финно-угорской. Среди них — финский, лопарский (саами), эстонский, ливонский и карельский. Кроме того, в России, к западу от Урала, обитают немногочисленные народы, такие, как эрза, коми, марийцы, мокша и удмурты, некоторые из которых остаются язычниками и по сей день. Марийцы и отдельные группы удмуртов сопротивлялись как христианизации, так и исламизации. Еще в 1870-х движение «Кугу сорта» («Великая свеча») успешно противостояло попыткам церкви обратить марийцев в христианскую веру. Что касается Лапландии, то многократные попытки церкви, с 1389 по 1603 годы, покончить с язычеством вылились в конечном счете в «двойные» практики. После насильственного крещения саами «очищались» от последствий обращения жеванной корой ольхи, посвященной Лейб-Ольмаю, божеству, воплощением которого считался северный олень. Иоханн Шеффер, описывавший языческие практики Лапландии семнадцатого столетия, отмечал, что местная религия представляла собой «сплав язычества и христианства, очевидный для всех и, по-видимому, никем не осуждаемый». Но и среди язычников были свои мученики, такие, как, например, Noid (шаман), заживо сожженный вместе со своим барабаном в Арьеплоге в 1693 г. В Эстонии, во время восстания против датских захватчиков, язычники разрушили все церкви и усадьбы и убили множество священников и мирян. Для отмщения были призваны тевтонские рыцари, и многие тысячи мятежников погибли. Согласно римскому историку пятого века Кассиодору (Varia 546), именно эстонцев Тацит называл эстиями. Территория их расселения в период раннего средневековья остается, как мы видим, спорной, однако характер их религии сомнений не вызывает. Она была религией, основанной на культе индивидуальных духов, и включала в себя магические практики. Скандинавам эстонцы были известны как знатоки «магии ветра» (как и лапландцы, которых в те времена называли финнами), жившие на севере полуострова. В «Саге об Олафе Сыне Трюггве» есть рассказ о Рауде, «человеке, знавшем толк в жертвоприношениях и великом колдуне, за которым множество финнов следовало всякий раз, когда он требовал этого». Рауд, чье имя на финском означает «железо», «красный» и «сильный», не позволил войти во фьорд, в котором он жил, королю-крестителю Олафу, подняв ветер и шторм. Тогда король попросил епископа явить в ответ христианское чудо, дабы успокоить море, после чего вошел в бухту и убил Рауда и его последователей (Saga of Olaf Trygvason, 78, 79). Одна из северных областей Эстонии называлась Аскала — «земля колдунов». В 1070 г. Адам Бременский сообщает, что в Куронии (к югу от бассейна Двины) обитает дикий народ, которого боятся все, ибо он истово поклоняется идолам. «В каждом доме полно гадателей, прорицателей и колдунов. Люди со всего света, а особенно испанцы и греки, приходят к ним, чтобы задать им вопросы» (Gesta Hammaburgensis IV.16). Между Балтийским и Средиземным морями простирались так называемые «янтарные пути», по которым с севера на юг доставлялась эта ценная окаменелая смола. Некоторые источники утверждают даже, что янтарь и в святилище Аполлона в Дельфах привозили девушки. Первоначально им давали свободный проход, но после того, как на них нападали, они оставляли янтарь на границе, и так по «эстафете» он прибывал в Дельфы. Янтарь, камень золотистого цвета, предположительно предлагался в дар Аполлону, богу солнца (Pliny I.90). Диодор Сицилийский сообщал, что около 500 г. до н.э. за землями кельтов находился остров, на котором стоял круглый храм Аполлона. Жители острова говорили на незнакомом языке, но поддерживали добрые отношения с греками «с глубокой древности» (Diodorus Sicilus II. 47). Это мог быть остров Рюген или же Самланд на восточном побережье, в те времена еще отделенный морем от материка. В описании Плиния говорится об уважении, которое народы проявляли к «святым девушкам», что перекликается с замечанием Тацита о поклонении эстиев матери богов и о том, что племенами, жившими еще за ними, даже правили женщины. Как мы увидим в дальнейшем, культ богини солнца был распространен и к северу от Двины. О положении дел в восточной Балтике двору короля Альфреда Великого (871-901 гг.) докладывал путешественник по имени Вульфстан. Он сообщал, что на землях до реки Вислы живут венды, а за ними — «эстумы», или эстонцы, у которых большое государство и король в каждом городе. Бедняки там пьют не эль, а мед, а знать — молоко кобылиц, смешанное с кровью. В соответствии с погребальными обычаями, говорил Вульфстан, перед кремацией покойника оставляют в его доме с родственниками и друзьями, где те перед сожжением тела справляли поминки, пили вино и участвовали в игрищах. Чем богаче был умерший, тем дольше длились поминки. Уберечь труп от разложения должны были куски льда, которыми эстонцы обкладывали тело. В день похорон все имущество покойного делили на пять-шесть частей, после чего укладывали кучами. Чем больше была куча, тем дальше она находилась от жилища покойного — самая дальняя примерно в миле. После чего местные жители, владевшие самыми быстрыми лошадьми, собирались вместе и мчались к дому умершего. Самый быстрый всадник первым добирался до самой большой кучи, на которую он мог тогда предъявить свои права, — и так далее в порядке убывания. После состязания умершего выносили из дома и сжигали вместе с одеждой и оружием. Наверное, ритуал сожжения был призван ускорить встречу покойника с мертвыми по ту сторону «небесного холма», как о том говорил ибн-Фадлану русский торговец. Ведь в таком случае покойник не превращался в земных духов, которых обычно считали опасными для живых людей. Возможно, что именно боязнь земных духов и явилась причиной того, что кремировали даже тела чужеземцев. Генрих Ливонский сообщает, что еще в 1222 г. эстонцы выкапывали тела христиан и предавали их огню. Христиане, в отличие от язычников тех времен, верили в воскрешение мертвых в день Страшного Суда, и поэтому полагали возможным сохранять их тела (Heney of Livonia 24.8). Так что поведение эстонцев мы склонны рассматривать как намеренное нападение на священные для их врагов места. Впрочем, в свете того, что известно нам сейчас, это первоначально вполне мог быть акт своеобразной «психической гигиены» — освобождения земли от вурдалаков. Интересно что после завоевания эстонцы с ликованием приняли христианский праздник Дня Всех Святых (1 ноября). Они рассматривали его, в духе синкретизации, как продолжение их собственной традиции почитания усопших и небесных божеств. Финно-угорские племена, как и большинство языческих народов Северной и Восточной Европы, не имели священного писания — вся религиозная традиция передавалась устно. Уже в наши дни ее запечатлел финский эпос «Калевала» и эстонский «Калевипоег». Руны использовались в календарях значительно дольше, чем в Швеции. В Эстонии их продолжали использовать еще в конце восемнадцатого столетия (календарь из Хинумаа датируется 1796 г.). Четверг почитался священным днем — на стол выставляли самую лучшею еду за всю неделю: в этот день ели масло и мясо. Языческий календарь делил год на четыре части следующими главными праздниками Куннипаев (День Плуга, 14 апреля, эквивалентный скандинавскому Дню лета), Каруспаев (День медведя, 13 июля), Коллетамисепаев (День увядания, 14 октября, эквивалентного скандинавскому Дню зимы), и Корьюсеп (День собраний, 14 января, позже скандинавский Праздник середины зимы). Среди финно-угорских божеств — небесный бог, известный под многими местными именами (Юмала на финском; Таеватаат, «небесный дед», на эстонском; Юмо на марийском; Инмар на удмурдском и Ибмел на саами). Лапландские божества Пейве (солнце, женск.) и Мано (или Асве, луна, муж.) никогда не подвергались антропоморфизации, Пейве предстает в виде ромба или круга с четырьмя лучами, а Мано в виде месяца. У финнов главным божеством был Акко. Его супруга Акка покровительствовала жатве и плодородию. Акку эстонцы называли «Маан-эмо», «мать-земля», а удмурты — «Музем-муми». Бог-громовник у саами носил имя Хорагаллес (старик Тор), у эстонцев — Тоору/Таара, а у остяков — Торим. Национального бога саами Роту отождествляют с Одином. Торговые контакты между Скандинавией и этими северными финно-угорскими землями, а также совместные поселения, способствовали частичной ассимиляции как имен, так и атрибутов божеств. Скандинавы эпохи викингов также считали саами и финнов «кудесниками», мастерами «магического искусства». У саами, живших небольшими группами, обычными для сообществ охотников и собирателей, и, правда, в меньшей степени, у более оседлых финнов сохранялась роль шамана — мага, который в состоянии транса совершает путешествие из мира повседневности в мир запредельный и возвращается со сведениями, приносящими пользу всему племени. Норвежский викинг Ингимунд Старый послал в шаманское астральное путешествие, «волшебный путь в Исландию», двух саами. Он потерял серебряную статую бога Фрея, и саами, вернувшись из «волшебного путешествия», рассказали ему, где ее надлежит искать в Исландии. Если верить «Книге заселения земли», их описание оказалось абсолютно точным: Ингимунд, отправившись в Исландию, нашел статую бога именно там, где предсказали саами. В финно-угорской религии, как и в верованиях других частей Европы, присутствует культ предков, духов земли и специфические элементы шаманской практики. Саами почитали Радиэ-атче, бога-первопредка в сопровождении супруги Радьэ-акка, сына Радиэ-киэдде и дочери Рана-нейды (покровительницы весны). В святилищах в честь Рана-нейды ставили освященные веретена. В Эстонии большой популярностью пользовались культы духов-покровителей Метсика и Тонна. Среди мириада прочих существ: эстонский Уку (дух дома), саамские Пьегг-ольмай («хозяин ветров») и Веральден-ольмай («человек вселенной, бог охоты и северного оленя), удмуртские духи воды Обин-мурт («человек дождя»), «Ву-мурт («человек воды») и Ву-нуна («дядя воды»). Кроме того, немаловажное место в религии многих племен занимал культ медведя. Кроме того, в чудских (эстонских) могилах около Ладожского озера были найдены амулеты, изображающие человека с головой лося; с рогами изображался и саамский бог Радиэ-киэдде. Для финно-угорских племен священные рощи играли такую же большую роль, как и для кельтов и других балтийских народов. У марийцев церемонии в честь добрых божеств проходили в Юмон-тот, а божеств, опасных для человека, умилостивляли в роще, называемой керемен, огороженной забором (керемен, экв. скандинавскому Vebond). Еще в конце девятнадцатого столетий у марийцев было не менее шестидесяти четырех священных рощ. Такие же рощи, называемые луд, были и у удмуртов. Также удмурты возводили священные строения (квала) и низкие деревянные сооружения без окон, являвшиеся святилищами семьи и богов рода. Внутри находился деревянный сосуд с образами предка семьи или племени. В соответствии с общей традицией европейского язычества, священные деревья украшали изображениями божеств и символическим орнаментом.

Найнджел Пенник, Пруденс Джонс. История языческой Европы/ Пер. с англ.
Р.В. Котенко - СПб.: Издательская группа «Евразия», 2000.

Если мусульманские республики Российской Федерации: Башкирия, Татария, Чечня, Дагестан - постоянно в центре внимания аналитиков и СМИ, то находящиеся в центре европейской части России Мордовия, Марий Эл, Удмуртия и Чувашия почему-то не вызывают должного интереса. А напрасно. Здесь наблюдаются весьма любопытные национальные и религиозные процессы, о которых пойдет речь в нашей очередной лекции.

Если мусульманские республики Российской Федерации: Башкирия, Татария, Чечня, Дагестан - постоянно в центре внимания аналитиков и СМИ, то находящиеся в центре европейской части России Мордовия, Марий Эл, Удмуртия и Чувашия почему-то не вызывают должного интереса. А напрасно. Здесь наблюдаются весьма любопытные национальные и религиозные процессы, о которых пойдет речь в нашей очередной лекции.

Включенные в состав России в XVI–XVII веках, эти республики медленно и тихо подвергались русификации и христианизации (до этого они были языческими). Редкие всплески народного протеста и самостоятельной духовной и культурной жизни подавлялись жестоко и без лишнего шума, сейчас о них помнят лишь немногие специалисты. Эти народы испытали короткий период национального подъема: в конце XIX – начале XX вв. у них сформировалась национальная интеллигенция и появились первые плоды ее художественного творчества. При советской власти были созданы национальные автономные республики, что явилось формальным основанием для национальной жизни и позволило сохранить язык.

Только на излете горбачевской перестройки начинается бурное и болезненное национальное пробуждение. Пожалуй, наиболее интересное и необычное в нем - религиозные процессы. Все эти народы были обращены в православие очень поздно. Язычество - в форме ли пережитков, наслоившихся на христианское сознание, или, что реже, в чистом виде поклонения языческим богам в затерянных в лесной глуши деревнях - сохранилось лучше, чем у каких-либо других народов Европы.

Национальное возрождение создает небывалые возможности для религиозного творчества. В поисках национальной идентичности новые народные вожди относятся к Русской Православной Церкви как к "имперской", "оккупационной", "антинациональной" и начинают выбирать веру где только можно, конструируя ее применительно к местным условиям. В своих религиозных исканиях они обращаются и к идее создания национальных православных Церквей, и к другим христианским конфессиям, и к исламу, и даже к иудаизму и зороастризму. Но наиболее мощными и организационно оформленными стали попытки возродить язычество.

"Религиозное творчество" в поволжских республиках стало делом почти исключительно представителей высшей гуманитарной интеллигенции, в первую очередь озабоченной сохранением национального языка, культуры, традиций: писателей, художников, театральных деятелей, университетской профессуры. Социальная база религиозных движений привносит свою специфику: эстетизм, спонтанность, декларативность, некий "художественный" стиль.

Религиозные процессы накладываются на политические, причем происходит это в каждой из поволжских республик своим особенным образом. Националистические движения, как правило, имеют яркую специфику. Русские общины оказываются перед выбором, как реагировать, и в одних случаях ориентируются на православие, в других - на коммунистов. Перед аналогичным выбором оказывается интернациональная по составу и разнородная по идеологии правящая номенклатура. В одних случаях ее представители цепляются за коммунистические идеологемы, в других - перенимают риторику сторонников Ельцина, в третьих - заигрывают с националистами.

Религиозная ситуация, сложившаяся ныне среди немусульманских народов Поволжья, несмотря на свою уникальность, в определенном смысле более ярко, даже гротескно отражает то положение, которое типично для всей остальной России. Эта ситуация характеризуется разрывом громадного большинства населения с традиционными формами религиозной жизни, слабым знакомством с существом религиозной веры, аморфным, эклектичным религиозным мировоззрением.

Возвращение к религии происходит не в результате религиозной проповеди, но вследствие саморазвития светской культуры и идеологии. Средства массовой информации и деятели культуры играют в религиозном возрождении едва ли не более важную роль, чем представители духовенства. Эта общая для России ситуация проявила себя в Поволжье наиболее ярко - здесь председатели союзов художников, писателей или главные режиссеры драматических театров становятся апостолами новых религий.

Картина религиозной жизни в республиках Поволжья чрезвычайно интересна и показательна, поскольку именно там в ярко выраженной, контрастной форме возникают и развиваются ситуации, характерные или весьма возможные для остальных регионов России.

Расселение финно-угров

Финно-угорская мифология - общие мифологические представления финно-угорских народов, восходящие к эпохе их общности, то есть к третьему тысячелетию до нашей эры.

Особенностью финно-угорских народов является их широкое расселение по миру: казалось бы, что общего у обитателей европейского Севера - финнов, саамов, - с жителями Урала, мордвой, марийцами, удмуртами, хантами и манси? Тем не менее эти народы родственны, связь их осталась и в языке, и в обычаях, и в мифологии, и в сказках.

К первому тысячелетию до нашей эры древние финно-угры расселились из Приуралья и Поволжья до Прибалтики (финны, карелы, эстонцы) и северной Скандинавии (саамы), заняв лесную полосу Восточной Европы (русские летописи упоминают такие финно-угорские племена, как мери, муромы, чуди). К девятому веку нашей эры финно-угры достигли Средней Европы (венгры).

В процессе расселения формировались самостоятельные мифологические традиции отдельных прибалтийско-финских народов (финская, карельская, вепсская, эстонская), мифологии саамская, мордовская, марийская, коми, обских угров и венгерская. Влияние на них оказывали и мифологические представления соседних народов - славян и тюрок.

Устройство мира

В древнейшей общей финно-угорской мифологии сходны космогонические мифы - то есть, истории о сотворении мира. Везде рассказывается о том, как бог-демиург, то есть творец мира, приказывает некоей водоплавающей птице или своему младшему брату, имеющему облик такой птицы, достать со дна первичного океана немного земли. Рассказывают о том, как из добытой таким образом земли бог-демиург творит мир людей. Но младший брат - обычно тайный соперник старшего - утаил немного земли у себя во рту. Из этой украденной почвы он творит разные вредоносные вещи, например - непроходимые горы. В дуалистических мифах «соратником» бога-творца в деле создания мира выступает не его младший брат, а сатана.

В другом варианте мир создается из яйца, который снесла водоплавающая птица.

Во всех финно-угорских мифологических системах мир разделен на верхнюю, среднюю и нижнюю части. Наверху находится небо с Полярной звездой в центре, в середине - земля, окруженная океаном, внизу - загробный мир, где холод и мрак. Верхний мир считался обителью небесных богов - таких, как демиург и громовник. Землю воплощали женские божества, часто становившиеся супругами небесных богов. Брак между небом и землей считался священным. На земле же обитали хозяева лесов, зверей, воды, огня и так далее. В нижнем мире засел творец всего злого, среди мертвецов и вредоносных духов.

Для финской мифологии чрезвычайно важным является имя «Юмала»: это общее наименование божества, сверхъестественного существа, в первую очередь - небесного. Само имя божества - «Juma», «Ilma» - связано с названием неба, воздуха. Часто это слово использовалось во множественном числе для обозначения духов и богов вообще, собирательно. После христианизации прибалтийских народов «Юмала» стали называть христианского Бога.

Загадочная страна Биармия

Жители Севера всегда считали тех, кто живет еще севернее, колдунами - ведь они совсем близки к загробному царству, можно сказать, вхожи туда запросто. Колдунами славяне считали финнов, сами финны считали могущественными колдунами саамов - и так далее. В скандинавских сагах сохранились рассказы о путешествиях викингов в волшебную страну, населенную некими финно-угорскими народами (естественно, могущественными магами).

Исландские норманны давно знали о существовании загадочной Биармии - страны, населенной колдунами и обладающей несметными богатствами. Один из них, по имени Стурлауг, отправился туда, чтобы добыть волшебный рог Урархорн, сверкающий, как золото, и исполненный чар.

Стурлауг решает во что бы то ни стало раздобыть этот чудесный предмет и вместе с товарищами отправляется в путь. Судьба приводит их в страну хундингов - человекопсов, живущих на краю Земли. Хундинги хватают исландцев и бросают в пещеры. Однако Стурлауг сумел выбраться наружу и вывести товарищей.

И вот викинги добрались до главного храма Биармии, где перед ними предстало изображение Тора. Идол находился на возвышении, перед ним стоял стол, полный серебра, а посреди этих богатств лежал и Урархорн, наполненный ядом. Вокруг на шестах были развешаны роскошные одеяния и золотые кольца, а в числе прочих драгоценностей храма исландцы обнаружили золотые шахматы.

Тридцать жриц служили в храме, а одна из них отличалась огромным ростом и темно-синей кожей. Заметив Стурлауга, она произнесла вису-проклятие: напрасно пришельцы надеются забрать золотые кольца и Урархорн - злодеи будут перемолоты, как зерно. Путь к алтарю преградили каменные плиты, однако Стурлауг перепрыгнул через них и схватил рог, а другой викинг, Хрольв, забрал золотые шахматы.

Жрица бросилась за Хрольвом и так швырнула его о плиты, что тот сломал спину. Но Стурлауг с рогом добежал до кораблей. Великанша настигла его, и тогда он пронзил ее копьем.

Другая сага о взаимодействии викингов с обитателями севера Восточной Европы - биармами, народом колдунов, - «Сага о Хальфдане Эйстейнссоне» - рассказывает, как викинги сошлись в бою с биармами и финнами. Предводитель финнов Флоки, например, стрелял из лука сразу тремя стрелами - и все три попадали в цель, поражая одновременно трех человек. Когда же Хальфдан отрубил ему руку, Флоки просто приставил обрубок к культе, и рука снова стала невредимой. Другой конунг финнов обратился моржом и задавил пятнадцать человек.

Исландский историк и скальд Снорри Стурлусон тоже описывает путешествие в Гандвик - «Колдовской залив» (так в средневековой Скандинавии называлось Белое море). В устье реки Вины - Северной Двины - находился торговый центр биармов, и предводитель викингов Торир, вместо торговли, решил там просто поживиться. Он знал, что, согласно обычаям биармов, треть всего, чем владел умерший, передается в святилище в лесу под курганом. Золото и серебро смешивали с землей и закапывали.

Так что викинги проникли за ограду такого святилища. Торир велел не прикасаться к божеству биармов, которого называли Йомали, а сокровищ брать сколько влезет. Сам же он приблизился к идолу Йомали и взял большую серебряную чашу, которая находилась у того на коленях. В чаше лежали серебряные монеты, и Торир высыпал их себе за пазуху. Увидев, как ведет себя предводитель, один из воинов срубил у идола с шеи драгоценную гривну, однако удар оказался слишком сильным, и у бога отлетела голова. Раздался громкий шум, словно бы идол призывал на помощь, и скоро явилась рать биармов. Торир, к счастью, знал, как сделать себя и своих спутников невидимками: он посыпал всех пеплом, а заодно насыпал пепла и в следы, и биармы не нашли пришельцев.

Финские божества

Почти не сохранилось мифов, которые связно повествовали бы о финских и карельских богах. Только в 1551 году протестантский епископ Микаэль Агрикола, глава финской Реформации, начал собирать немногие сохранившиеся сведения о богах язычников-финнов.

Епископ Микаэль Агрикола родился около 1510 и прожил менее пятидесяти лет, но его называют одним из «творцов финского языка» - в первую очередь благодаря его просветительской деятельности и переводу Библии на финский язык. Он внимательно изучал суеверия, в которых жил его народ, и записывал предания и имена богов, веру в которых не смогла искоренить католическая Церковь (к некоторому даже злорадству епископа-реформатора).

В былые времена, рассказывает он, финны поклонялись божеству леса Тапио - тот направляет в расставленные охотниками ловушки богатую дичь. Аналогичные услуги оказывал людям бог вод Ахти. Магические песни слагал Ейнемейнен (в этом имени нетрудно узнать древнее имя «Вяйнямёйнен»). Еще имелся злобный дух по имени Рахкой, который управлял фазами луны (очевидно, то и дело съедал кусок луны, а заодно вызывал и лунные затмения).

Травами, корнями и вообще растениями управляло божество по имени Лиеккио.

Ильмаринен, которому приписывалось создание всего мира и, самое главное, воздуха (он вообще был покровителем воздушной стихии), следил за погодой. И, в частности, именно к этому божеству следовало обращаться с просьбой, чтобы путешествие оказалось удачным.

Покровителем воинов, дарующим победы в сражениях, называли Турисаса.

В финских верованиях сохранился миф о боге-громовнике Тури, который своим топором или молотом убил гигантского вепря.

Имуществом человека (и его товаром) занимался Кратти, а домашним хозяйством - Тонту. Впрочем, это языческое божество (по мнению епископа - обыкновенный бес) могло довести и до бешенства. И в самом деле, согласно поверью, домовые и овинные духи действительно обладали властью наказать нерадивых хозяев болезнями и прочими напастями.

Мы видим, как языческие и некогда, несомненно, могущественные боги постепенно низводятся на уровень духов, божков, персонажей низшей мифологии и народных суеверий.

Так, овинник - дух тониту - рождается из обрядового последнего снопа, который принято хранить в овине. Если скрипит тониту - значит, быть урожайному году, молчит - следовательно, год будет не слишком хорош. Тониту - это дух-обогатитель: он может украсть у соседей зерно для своих хозяев.

Помимо имен богов, епископ Агрикола называет и имена карельских идолов, и в их числе - бога урожая Ронготеуса (в финском фольклоре это «отец ржи» Рункатейвас). В принципе, финно-уграм вообще свойственно было почитать самых различных духов растительности: практически у каждой культуры имелся собственный бог-покровитель (у ржи, овса, ячменя, репы, гороха, капусты, конопли и так далее).

В финском фольклоре известен дух растительности Сампса Пеллерво. Весной этот юный бог будит солнце, и когда солнце просыпается, начинают подниматься всходы.

Сампса обитает на острове со своей женой - самой Матерью-Землей. В некоторых преданиях за ним посылают Сына Зимы, который на коне-ветре прибывает на остров. Сампса возвращается на землю, будит солнце - и приходит лето.

Помимо Сампсы, плодородию покровительствовали небесный бог Укко и его жена Рауни. Укко в представлениях финнов входит в группу «верхних» богов: общефинского небесного божества Юмалы, громовника Тури, Пайанена и бога воздуха и атмосферы Ильмаринена (который в более поздних карело-финских рунах приобретает черты культурного героя - кузнеца).

Плодовитости скота, по описанию Агриколы, способствовал бог Кякри (или Кеури). Этим же словом - «кеури» - называют финский праздник, связанный с поминовением умерших в начале ноября, когда заканчивается обмолот зерна, и лето уступает «трон» зиме. «Кеури» назывался также пастух, который последним пригонял скот в последний день выпаса, и последний жнец во время уборки ржи.

На праздник кеури мертвые возвращались в мир живых; для умерших предков топили баню и стелили постель. Если хорошо принять духа предков, то они обеспечат урожай и плодовитость скота.

Епископ Агрикола отметил и богов, которые, по представлениям финнов, покровительствуют охоте и рыболовству. Так, в лесу охотнику помогает бог по имени Хийси. Для охотников на белок имелся собственный бог - Ниркес, для охотников на зайцев имелся другой бог - Хатавайнен.

Существовали и богини: Керейтар - золотая жена, мать лисиц; Лукутар - мать чернобурых лисиц; Хиллерво - мать выдр, Тухеройнен - мать норок, Нокеайнен - мать соболей, Йоунертар - мать северных оленей. Возможно, все эти «матери» были дочерьми Тапио - хозяина леса. Стада диких птиц пасла отдельная богиня - старуха Холохонка (или Хейхенейкко).

Микаэль Агрикола, тщательно записавший все эти имена, горестно вздыхал: несмотря на существование Христовой веры, финны продолжают поклоняться ложным богам, а также камням, пням, звездам и луне.

Сотворение мира и человека

Согласно представлениям древних финно-угров, мир возник из воды. Поначалу существовал бескрайний океан, и над ним в поисках гнезда летала птица. Какая это была птица - версии различны: иногда это утка или гусь, встречаются мифы, где фигурируют ласточка, орел и так далее.

И вот птица заметила некую твердь, на которую можно приземлиться. Это было колено первого человеческого существа, и оно поднималось над водой. Некоторые руны называют нам и имя этого существа - небесная дева Ильматар, мать Вяйнямёйнена. В других преданиях это сам Вяйнямёйнен, и финские руны о создании мира объясняют его присутствие в водах Мирового океана довольно странным обстоятельством: дело в том, что в него стрелял из лука злобный саамский колдун, так что Вяйнямёйнен шесть лет плавал по водам как еловое полено.

Птица опустилась на это колено и снесла яйцо или три яйца. Жар от яиц был таким сильным, что Вяйнемёйнен не выдержал их жара и стряхнул с колена. Яйца скатились вниз, упали и разбились, и из строительного материала яиц, то есть желтка, белка и и скорлупы, был создан мир.

Существуют предания о том, что птица снесла три яйца, и их успела проглотить щука, враждебное существо из подземного (водного) мира. Но птица все-таки поймала щуку и вспорола ей брюхо, вытащив наружу по крайней мере одно яйцо. Из верхней половины яйца было создано небо, из нижней - земля, из желтка - солнце, из белка - луна, из скорлупы - звезды и так далее.

В большинстве мифов при сотворении мира присутствует некий кузнец «изначальных времен». В карело-финских рунах он носит имя Ильмаринен - так зовут древнее божество воздуха. Кузнец Ильмаринен, воздушная дева Ильматар, да и сама птица - все это существа, принадлежащие к космической стихии. Кузнец в некоторых мифах выковывает небосвод, создает солнце и луну после того, как демоническая хозяйка Севера (владычица Похьёлы, властительница мира мертвых) похищает изначально существовавшие светила. Известен также еще более древний миф, согласно которому кузнец помог добыть светила со дна Мирового океана - и он же прикрепил их к небосводу.

Специфика финно-угорской космогонии заключается еще и в том, что миф о происхождении человека почти полностью повторяет миф о сотворении мира.

Финская руна повествует о девушке, которая вышла из утиного яйца, снесенного птицей на болоте. Девушку эту назвали Суометар - то есть «Дочь Суоми». «Суоми» - так свою землю зовут финны, следовательно, речь идет о праматери финского народа.

Через полгода она превратилась в прекрасную невесту, и к ней явились свататься Месяц, Солнце и сын Полярной звезды.

Месяц был отвергнут ею первым, поскольку Суометар сочла его слишком непостоянным, ведь он все время меняется: «то широк лицом, то узок».

Но и Солнце с его золотыми хоромами оказалось недостаточно хорошо для Дочери Суоми: у него дурной характер. Именно Солнце то сжигает посевы, то внезапно прячется и позволяет дождю «портить пору сенокоса».

По нраву ей лишь сын Полярной звезды, за него она согласна выйти замуж.

И это неспроста, поскольку именно Полярная звезда в финно-угорской мифологии представляет собой центр всего небесного мира. Это «гвоздь», «стержень», вокруг которого вращается небосвод. И став невесткой Полярной звезды, праматерь финского народа помещает себя в самый центр мироздания. Таким образом, в финской мифологии человек занимает фактически центральное место во вселенной.

Трехчастный мир

Как и многие архаические народы, финно-угры считали мир трехчастным - состоящим из трех частей: верхнего, среднего и нижнего. Верхний и нижний миры, в свою очередь, были трехслойными; следовательно, в финно-угорской мифологии вселенная предстает состоящей из семи слоев.

Срединный мир, мир людей, земля - круглый. Он лежит посреди волн Мирового океана и накрыт вращающимся небосводом.

Неподвижной осью небосвода является Полярная звезда, «Гвоздь земли».

Поддерживает небосвод гора - медная, железная, каменная (в разных финно-угорских мифологических системах гора может быть описана по-разному) или же огромный дуб, чьи вершины также касаются Полярной звезды.

Дуб посадили три девы, похожие на богинь судьбы из скандинавской мифологии. Существует также миф о том, что этот дуб - Мировое древо - вырос из пены, снятой после варки пива. Пиво у финно-угров был священным напитком.

Об этом дубе рассказывают также, что его огромная крона заслоняла солнце и луну и не пускала их свет на землю. И тогда из моря вышел волшебный карлик, который срубил дуб единым ударом топорика. После этого Мировое древо рухнуло и превратилось в Млечный путь, который объединил все части Вселенной. Срубленный дуб является также мостом, по которому можно пройти из мира живых в мир мертвых.

Похьёла

На севере, где небо прикасается к земле, находится страна мертвых. Финны называют ее «Страной Севера», Похьёлой, преисподней. От мира живых ее отделяет река, но вместо воды по руслу мчится огонь (или, в других вариантах, поток мечей и копий). Нужно пройти по мосту-нитке - только для того, чтобы встретиться со стражем страны мертвых, чьи железные зубы и три пса-охранника внушают путнику закономерное опасение за свою судьбу. Ворота могут открыться лишь для того, кого правильно оплакали родные соответствующими причитаниями.

Воплощение смерти, хозяин царства мертвых Туони, посылает своих дочерей на лодке забрать покойника, а сыновья Туони плетут железные сети, чтобы мертвец или шаман не смогли выбраться на волю, обратно в царство живых.

Сюда уносят свои тайные знания все знахари и колдуны, так что герою Вяйнемейнену пришлось проникать в царство мертвых, когда ему потребовались магические слова. Здесь же обитают предки.

И вместе с тем Похьёла - страна лесного и водного изобилия. Отсюда в мир людей попадают дичь и рыба: с далекого севера к местам обитания человека гонит их хозяйка.

На юге Мирового океана находится остров, где обитают карлики. Называется этот остров Линнумаа - «Страна птиц». Именно сюда направляются птицы, летя по Млечному пути, когда наступает зима.

В самом сердце Мирового океана прячется гигантский водоворот. Он выпускает и поглощает воды, от чего происходят приливы и отливы.

Громовник Укко

Укко - верховный бог, громовержец, общий для всех прибалтийских финнов. Эстонцы называют его Уку, другие его имена - Ванамеес, Ванем («старик», «дед»).

Укко - старик с седой бородой. В синем плаще (синем, как тучи) он едет на колеснице по каменной небесной дороге. Основной атрибут Укко - молния. Топор (иногда каменный), меч, дубина - его оружие. Золотой палицей (молнией) Укко бьет по дереву и высекает огонь.

«Громовые когти» Укко связаны с очень древним представлением о птице-громовержце. Этими каменными когтями он высек небесный огонь, который - на земле - достался Вяйнемейнену. Укко катает небесные камни (гром) и поражает молнией злых духов, которые могут скрыться от него только в воде. Лук Укко - радуга, стрела его - щепка от дерева, разбитого молнией (найти такую щепку означает обрести талисман, наделенный очень большим могуществом).

Святилищами Укко были рощи и камни, которым молились об исцелении от болезней и о хорошем урожае (как «погодный» бог Укко, несомненно, был связан с плодородием). Укко покровительствует охотникам, особенно зимой: он присыпает землю свежим снегом, чтобы люди могли увидеть следы прошедшей недавно дичи. Укко поможет выследить зайца и одолеть медведя.

Укко - не только громовник, но и воитель, поэтому он - «Золотой король», который оденет воина в непробиваемую кольчугу, даст ему огненную шубу, непобедимость в битве.

Противник громовержца в финском фольклоре мог называться «Перкеле». Это имя финны заимствовали у балтов, которые именем Перкунас именовали собственного громовержца. Соседское божество у финнов таким образом превратилось в свою противоположность.

Мы помним, что финских богов описывал в шестнадцатом веке епископ Агрикола. Особенное возмущение этого благочестивого человека вызывали семейные отношения Укко и его жены Рауни. Кстати, существует предположение, что «Рауни» - вовсе не имя богини, а эпитет самого Укко, заимствованное из древнескандинавского языка слово «fraujan» со значением «господин». Другая гипотеза происхождения этого имени связана с финским словом «rauno» - «куча камней» (камни - важный атрибут Укко).

Как пишет Агрикола, после окончания сева крестьяне распивали пиво из специального «кубка Укко» и напивались допьяна. В безобразиях участвовали и женщины. Пиршество посвящалось браку Укко и Рауни и на нем творились «разные непотребства».

Рауни обладает сварливым характером, и когда она ругается, бог начинается сердиться: с севера гремит гром - это рычит Укко. После дождя поднимаются всходы, ссора небесных супругов служит залогом хорошего урожая.

Как «старик» Укко связан с культом предков, как громовник он постепенно начал сливаться с образом Ильи-пророка, а также с образом апостола Иакова - Иакко, который носит прозвание «сын грома».

Празднование апостола Иакова 25 июля назывался «день Укко». Согласно примете, какая погода стоит в этот день - такой она продержится всю жатву и всю осень. Работать в день Укко категорически запрещается: божество может покарать, ударив молнией в дом ослушника.

В других местах день Укко отмечали в день пророка Ильи и варили пиво, чтобы вызвать плодородный дождь.

Лесные божества

Хийси - древний дух, которому поклонялись все прибалтийские финны. Это, с одной стороны, гигантский лось, а с другой - дух, обитающий в священной роще и связанный с царством мертвых.

В роще Хийси некогда хоронили умерших. Там запрещено ломать ветви и рубить деревья; туда приносили жертвы - еду, пиво, шерсть, одежду, деньги. «Домом Хийси» некогда называли загробный мир, страну Севера, а «народом Хийси» - души людей, которые не обрели мира и пристанища в загробном царстве. Путник может встретить на тропе Хийси целую толпу безголовых уродцев, движущихся в вихре или на лошадях; это опасно для рассудка живого человека.

Береза, сосна, ель - эти деревья могут быть культовыми для Хийси. Кроме того, в глубокой древности великаны набросали курганы из огромных камней - это также «камни Хийси». Великаны эти были весьма могучими - они могли бросить камень столь большой, что убивали сразу двух быков одновременно. Брошенный великаном-хийси камень становился порогом на реке. Озерные рифы - это мосты, которые не были построены великанами (те начали работу, да не закончили).

Сам же Хийси - огромного размера. Есть у него жена и дети, в сказках удалой парень пытается сосватать дочку Хийси и выполняет ради невесты различные трудные задания.

Постепенно Хийси превратился из божества в лешего, злого духа, а «народом хийси» начали именовать нечистую силу. В водоворотах и водопадах обитают подводные хийси (у этих хийси имеется чудесный скот, и храбрый человек может украсть чудесную корову, когда та выходит из озера).

Стрелы Хийси несут человеку болезни, «Конь Хийси» - чуму. Однако покровительство Хийси для человека может быть и полезным: как всякий леший, он в состоянии спасти путешественника и послать охотнику богатую добычу.

Великаны-хийси боятся колокольного звона и стремятся разрушить строящуюся церковь.

В отличие от злого Хийси, хозяин леса Тапио всегда оставался «золотым королем леса», «седобородым лесным старцем», покровителем лесных промыслов. Его просят о помощи в охоте. На «столе Тапио» - пне - оставляют мелкие приношения. Лесная страна называется «Тапиола».

Женой Тапио стала Миэлотар, Миэликки - «лесная хозяйка», способная, по просьбе охотника, отворить медовый сундук и выпустить золотого и серебряного зверя, а то и привести богатую охотничью добычу из самой Похьёлы.

Дети Тапио - «лесные парни и девы» - помогали сохранить пасущийся в лесах скот.

Епископ Агрикола упоминает в своих записях также водяного бога Ахти - покровителя рыб и тюленей, того, кто владеет всеми богатствами вод, «золотой хозяин моря» рунических песен. Изображали его в виде старца с позеленевшей бородой. На нем серебряные одеяния, похожие на чешую. Иногда Ахти предстает в обличье рыбы. Море называется «Ахтола», и это - амбар бога Ахти.

Водяная богиня Велламо считалась женой (или дочерью) Ахти. Сам Вяйнямёнен пытался поймать ее и взять в жены, но без всякого успеха. И это - несмотря на то, что у Вяйнямёйнена была кантеле, чудесный струнный инструмент, изготовленный из хребта гигантской щуки. Когда Вяйнямёйнен играл на кантеле, все обитатели моря и суши поневоле слушали волшебную музыку. Игра на кантеле должна была привлечь питомцев Ахти в сети.

Как водное божество Ахти также связан с иным миром, и его просят об исцелении от болезней.

Существовали у финнов и карел другие водные духи, которые могли являться людям в виде рыбы, собаки, жеребенка, козла и даже испуганного зайца (увлекшись преследованием, человек рискует упасть в море и утонуть). Опасно встретить в волнах одноглазую рыбу, ведь она может хвостом сбить рыбака с лодки в воду. А поймаешь такую в сеть - вызовет шторм.

Мелкие водяные духи могут утащить человека под воду, так что натолкнувшись на бревно, стоит внимательно присмотреться - нет ли у него одного глаза. Одноглазые бревна весьма опасны для человека, ведь если потерпевший крушение бедняга попробует схватиться за таковое - оно мгновенно тонет вместе с «седоком».

Из богатств водяных духов, которыми стремится завладеть человек, в первую очередь известны стада чудесных животных, чаще всего коров. По ночам они выходят пастись из вод, и тогда их можно захватить, если успеть обежать вокруг все стадо или бросить в воду железный предмет.

Происхождение священных животных

Целый ряд преданий рассказывает о том, как произошли (или были сотворены) различные реалии внешнего мира - светила, огонь, железо, орудия труда. Древнейшими среди этой категории являются мифы о священных животных, первым из которых по праву считается гигантский лось Хийси.

Хийси - имя божества, связанного с лесом. Как мы помним, постоянным его атрибутом являются огромные размеры, это - великан. Таков он и в образе лося, мчащегося по небу. За лосем Хийси гонится охотник на лыжах, но он никак не может догнать свою добычу. В конце концов охотник превращается в Полярную звезду, лыжня становится Млечным путем, а лося каждый может видеть на небе в образе созвездия Большой Медведицы.

В карело-финских рунах эта охота приписывается разным героям, один из которых - «хитрый парень Лемминкяйнен». Это яркий характерный персонаж: несмотря на определенную «крутость», он постоянно терпит неудачи.

Так, однажды Лемминкяйнен сделал чудесные лыжи. Лыжи эти оказались столь хороши, что ни одно живое существо не могло уйти от охотника, где бы он за ним ни гнался по лесу.

Хвалиться этим, да еще так громко, конечно, не следовало: хозяева диких существ, Хийси и другие духи, услыхали речи героя и сотворили ему назло лося Хийси: голову - из болотной кочки, тело - из валежника, ноги - из кольев, уши - из цветов озерных, глаза - из цветов болотных.

Волшебный лось побежал на север - в Похьёлу, где он набедокурил: опрокинул котел с ухой. Женщины принялись смеяться подобному конфузу, а девицы, напротив, разразились слезами. Лемминкяйнен решил, что женщины насмехаются над ним, самым ловким охотником в мире, и погнался за лосем Хийси на своих замечательных лыжах. В три прыжка он настиг лося и вскочил ему на спину. И вот он замечтался о том, как снимет с добычи шкуру, постелит эту шкуру на брачное ложе и будет там ласкать прекрасную деву.

Мечтать о неснятой шкуре как раз и не следовало: Лемминкяйнен отвлекся, и лось воспользовался его рассеянностью и сбежал. Герой снова пустился в погоню, но впопыхах сломал лыжи и палки.

Почему же Лемминкяйнена постигла столь досадная неудача? Потому что он нарушил сразу два запрета: во-первых, добычу отпугивают мысли о брачных утехах, а во-вторых, шкуру священного животного нельзя использовать в быту.

Существует несколько вариантов мифа о небесной охоте. В другом случае охотник преследует уже не лося, а космического быка, такого мощного, что даже сами боги не в состоянии заколоть его.

Космический бык поистине огромен: между его рогами ласточка будет лететь целый день. Когда боги решили убить быка, явилось само верховное божество - Укко, помогали ему другие боги, но бык раскидал их одним движением головы.

Одолеть быка способен лишь кузнец Ильмаринен, но и ему удалось это не с первого раза. Только заполучив огромный молот, Ильмаринен уложил быка ударом в лоб, после чего животное сварили в котле и его мясом накормили всех людей Калевы.

В сходных мифах о гигантском быке или вепре противником зверя выступает не верховный бог и не культурный герой, а некий старичок, маленький человечек, который выходит из моря.

Наконец можно встретить предание о том, что быка (вепря) одолел бог-громовник Туури, в образе которого просматриваются черты скандинавского Тора.

Жертвоприношение быка для общего пира - очень давний мотив. И еще сто лет назад карелы устраивали на святках «заклание быка»: какого-нибудь старика наряжали в вывернутую шубу, надевали маску с рогами, а вместо шапки - котелок и в таком виде водили по дворам. Ряженые ходили по деревне, «бык» ревел и пугал женщин и детей. В конце концов его «убивали» ударом по котелку - и после этого начиналось общее застолье, а «быка» сажали на почетное место. Подобный обряд, очевидно, должен был обеспечить всю общину обильной пищей на весь год.

Интересно отметить, что в ряде случаев небесный бык приходит на смену небесному лосю: очевидно, такая замена в какой-то мере символизирует переход от охоты к скотоводству.

Медведь

Другим почитаемым животным у финно-угорских народов является медведь. Сохранились разные предания о происхождении этого зверя. В одном из мифов говорится, что он родился у созвездия Большой Медведицы и был спущен вниз на серебряных ремнях в позолоченной колыбели прямо в лес. Другая версия рассказывает, что медведь возник из шерсти, брошенной в воду с небес.

Во время охоты на медведя зверя обычно убеждают в том, что он вовсе не был убит охотником, а явился в дом к людям по доброй воле и принес им в дар свой набитый медом живот. Медведь вообще воспринимался как родственник человека, отсюда - многочисленные рассказы о «медвежьей свадьбе», которые в конце концов «перекочевали» в сказки о девушке, которая вышла замуж за медведя и жила с ним в любви и согласии. Удивительную находку сделали археологи в 1970 году в одном из курганов, где были погребены две женщины. Рядом с одной из них, молодой девушкой, нашли остатки настоящей медвежьей лапы, на палец которой был надет серебряный перстень. Считалось, что девушки, умершие до замужества, не прожили полноценной жизни и после смерти могут стать особенно опасными и даже превратиться в злых духов. Возможно, именно поэтому умершую девушку уже за гробом обручили с медведем - это поможет избежать мрачных последствий ее преждевременной кончины.

Вообще амулеты в виде медвежьей лапы, искусственно изготовленной или настоящей, были весьма распространены в финно-угорском мире. Когти, как считалось, были необходимы шаману, чтобы забраться на Мировое древо (или Мировую гору) и достичь запредельных для человека миров.

В некоторых мифах медведь выступает как ездовое животное солнца, в других он считается сыном сосны - отсюда обычай вешать череп убитого медведя на сосну, то есть возвращать его матери: верили, что после такого ритуала медведь вновь возродится к жизни.

Нечистые твари

Помимо космических священных животных, в мире полным-полно зловредных тварей. Злая волшебница Сюэтар наводнила мир всякой нечистью. Это она породила кровососущих насекомых, а из ее плевка в море родились змеи.

Сюэтар - нечто вроде бабы-яги, она прибегает к волшебству, чтобы пробраться в мир людей и вредить им по мере сил.

Причудливая сказка, сохранившая черты этиологического мифа (то есть мифа о происхождении животных и вещей) повествует о том, как возникли разные вредоносные птицы.

У одной женщины было девять сыновей и она снова ждала ребенка. Она договорилась со своими детьми, что если родится девочка, то на ворота вывесит прялку, а если опять сын - то топор. Родилась дочь, и мать повесила на ворота прялку. Однако ведьма Сюэтар подменила примету и вместо прялки выставила топор, после чего сыновья ушли из дома и решили не возвращаться. Очевидно, они сочли, что десятый мальчик в семье - это перебор.

Шли годы, дочь выросла, и мать рассказала ей о том, как ведьма обманула ее братьев. Девушка решила отыскать их, для чего испекла колобок, замешанный на собственных слезах. Колобок покатился по дороге, указывая путь к братьям.

Но в лесу девушка встретила ведьму Сюэтар, и та сделала ей предложение, от которого трудно было отказаться: «Плюнь мне в глаза, а я плюну тебе». После этого действа ведьма и девушка обменялись внешностью: красавица-сестра превратилась в старуху, а финно-угорская баба-яга - в красавицу-сестру. В таком виде они и явились к девяти братьям.

Узнав, наконец, правду, братья заставили ведьму вернуть сестре разум и прежний облик (путем нового плевка в глаза), а саму Сюэтар заманили в яму и там сожгли. Умирая, ведьма успела превратить свое тело в птиц, вредящих человеку: из волос вылетели сороки, из глаз - воробьи, из пальцев ног - вороны. Все эти существа призваны клевать урожай и съедать добро у добрых людей.

Вредносными существами в финской мифологии считаются щука и змея. Они имеют отношение к подземному миру, к царству мертвых. Лягушка также относится к числу весьма неприятных существ. В частности, иногда лягушка подменяет человеческих детей своими детенышами.

Помимо вполне реальных животных, которые так или иначе мешают человеку вести хозяйство, финнам «мешали» многочисленные духи.

Согласно финским преданиям, существовал целый волшебный народец - «жители земли», «земной народец», «подземные»: маахисы, маанвэки, мааналайсы.

Эти создания похожи на людей, но отличаются каким-нибудь особенным безобразием, например, вывернутой назад ступней. Однако их дочери могут быть исключительно красивы.

Маахисы в состоянии менять облик и превращаться в лягушек, ящериц, кошек. Живут они в подземном мире, но могут обитать в холмах, на пустырях, в лесах.

По муравьиным тропам, через озера идет дорога в их обиталище.

У себя дома, в подземном мире, маахисы ходят вверх ногами, передвигаясь по обратной поверхности земли.

Человек может пробраться в их страну, и тогда следует соблюдать важное правило: ни в коем случае ничего не есть там и не пить, иначе назад пути не будет. Вернувшись в мир людей, такой странник может обнаружить, что год, проведенный у маахисов, равен пятидесяти годам в обычном мире.

Если человек заблудился в лесу, опасность для него попасть к маахисам весьма велика, поэтому нужно принять меры заранее: для начала - вывернуть одежду наизнанку, иначе правое может оказаться для него левым и наоборот (маахисы мастера морочить людям голову). Далее, их следует задобрить, оставив на тропе маахисов какое-нибудь подношение (мед, зерно, молоко).

Маахисы похищают детей, оставляя вместо них уродливых подменышей. Но и у них имеется нечто, чем люди хотели бы завладеть, - чудесный скот. Если удастся захватить корову маахисов - богатство тебе обеспечено. Для этого следует подстеречь стадо маахисов и бросить в животных железный предмет (ключ, пуговицу, иглу).

Браки между людьми и маахисами возможны. Особенно желательно выдать дочь за маахисов: новая родня обеспечит тебя богатыми дарами.

В людском мире маахисы в основном следят за скотом. Если человек плохо обращается с домашними животными, маахисы вмешаются и накажут виновного. Ну а если человек случайно построил хлев над их подземным жилищем, они могут прийти и вежливо попросить перенести строение, поскольку оттуда им на голову стекают нечистоты. Маахисов надо уважить, иначе последствия могут оказаться весьма неприятными для человека.

Духи-хозяева

Карелы и финны верили также в духов-хозяев воды и земли, лесов и гор, хозяев очага и хозяев бани.

Хозяин очага обычно принимает облик того, кто первым зажег огонь в этом очаге. Иногда домовые хозяин (и хозяйка) имеют странный облик: один глаз во лбу, например. Многие носят красную шапочку с кисточкой. Домовым обычно становится тот, кто первым умер в новом доме.

Собственный дух-хозяин имелся также и у лодок. Специальный дух - «хозяин межи» - следил за тем, чтобы границы между полями проводились правильно. Если жулик-землемер производил неправильное разделение, такой дух мог явиться к нему с криком: «Исправь межу!» Иногда духом, который бродит по межам и не может обрести покоя, становится сам жулик-землемер.

Пяра доит соседских коров, ворует для своих хозяев молоко и масло у других. Создать такого «добывайку» несложно. Нужно принести в сауну веретено с каплей хозяйской крови. Эта кровь поможет оживить веретено. Сделавшись живым, такое веретено пробиратся в соседский двор через дыру в плетне - и делает свое хитрое дело.

Другое обличье пяры - черная птица с большим брюхом. В этом брюхе пяра переносит добро в дом к своему хозяину. Пяра может также выглядеть как кошка или лягушка - это свидетельствует о вредоносной сущности данного духа.

Кстати, если убить такое животное, то вметсе с ним погибает и хозяйка пяры. Так что если вы решили с помощью веретена и капли своей крови начать воровать у соседей, то последствия - за ваш счет.

В финских поверьях присутствует также представление о смертной силе - калме. Это воплощение смерти, некая сила, исходящая от покойников. Калма воплощается в предметах, которые соприкасались с покойником. Колдуны могут использовать для наведения порчи сумочку с кладбищенской землей. Умерший может забрать с собой в могилу еще нескольких человек, поэтому после похорон надлежит провести определенные обряды.

От смертного духа обычно защищает дух домашнего очага, обитающий в печи. После выноса покойника избу выметали, мусор выбрасывали и тем самым изгоняли смерть. Верным средством были прыжки через костер и игра на кантеле - музыкальном инструменте. По пути на кладбище останавливались у особого поминального дерева, обвязывая его ствол цветными нитками. Такое дерево было своеобразным аналогом Мирового древа, а Мировое древо, как мы знаем, связывает все миры в единое целое и является дорогой в загробное царство.

Финский эпос и «Калевала»

Если спросить, как называется финский эпос, почти каждый ответит - «Калевала». Это самая переводимая на другие языки книга, созданная на финском; ее перекладывали и перепевали на шестидесяти языках мира. А повествуется в поэме (как многие эпосы, «Калевала» имеет поэтическую форму) о подвигах великих героях, об их соперничестве, сватовстве и поисках чудесного источника изобилия, за которым пришлось спускаться в подземное царство и там вступать в единоборство с могущественной и страшной хозяйкой северных земель - обители мертвых.

Элиас Лённрот, которого называют (после Микаэля Агриколы) «вторым отцом финского языка», был выдающимся ученым - составителем словарей, просветителем, журналистом, собирателем фольклора. Публикации просветительского характера он адресовал финноязычному крестьянству, научные статьи и переводы образцов финской народной поэзии - шведоязычной интеллигенции.

Элиас Леннрот был практикующим врачом, боролся с эпидемиями холеры, дизентерии, тифа; издал весьма популярную книгу «Домашний доктор финского крестьянина» (1839) и первый ботанический справочник Финляндии (1860). Он прожил долгую жизнь и оставил большое наследие, но главным вкладом, который он внес в мировую культуру, стала знаменитая «Калевала».

Во время отпусков, которые доктор Леннрот брал на разные сроки, он ездил по Финляндии и Карелии, собирая народные песни. Его целью было объединить эти разрозненные руны в некое единое целое, в законченное целостное произведение.

Леннрот не был первым собирателем финского фольклора: его предшественником называют историка и этнографа Хенрика Габриэля Портана (1739-1804). Портан утверждал, что «все народные песни выходят из одного источника» и, следовательно, их можно объединить.

Леннроту хотелось представить мировой общественности величественную национальную эпопею, подобную творению Гомера.

Над «Калевалой» он работал более двадцати лет. Началом этого труда можно считать магистерскую диссертацию «Вяйнямёйнен - божество древних финнов» (1827).

За пятнадцать лет экспедиций, часто в тяжелых условиях, предпринятых в одиночку, Леннрот прошел пешком, на лыжах, проехал на лодке огромный путь. В 1833 году вышла «Перво-Калевала» (сборник рун о Вяйнямёйнене). Однако публиковать ее не стал, поскольку к тому времени набрал еще больше материала. В результате 28 февраля 1835 года вышла наконец в свет «Калевала, или Старые руны Карелии о древних временах финского народа». Книгу издали тиражом в пятьсот экземпляров. Текст состоял из тридцати двух рун.

Значение этого события трудно переоценить. 28 февраля с тех пор отмечают в Финляндии как день «Калевалы», это национальный праздник, день финской культуры.

Вскоре, в 1840 году, Я.К.Грот перевел «Калевалу» на русский язык.

А Леннрот продолжил работу. В свой экземпляр издания «Калевалы» он вложил чистые листы и снова отправился в экспедицию. На этих листах он записывал новые руны, дополняющие старые песни. Наконец в 1847 году Леннрот соединил все собранные им народные песни в единый цикл. Поэма обладает хронологической последовательностью и единой композиционной и сюжетной логикой. «Я посчитал, что у меня есть право выстроить руны в наиболее удобном для их сочетания порядке», - писал Леннрот.

«Новая Калевала» вышла в 1849 году и состояла из пятидесяти рун. Эта версия и стала канонической.

В центре повествования стоит конфликт двух миров - Калевалы (мира людей) и Похьёлы (загробного царства). Конфликт этот придумал сам Леннрот, в мифологических системах все происходило не так однозначно. Следует еще помнить о том, что Элиас Леннрот творил в эпоху романтизма, а для этого направления в литературе и искусстве характерны резкие противопоставления высокого и низкого (высшего и низменного), а также большой интерес к народному, национальному.

Образы эпических героев под пером Леннрота преобразились: из «темных» мифологических фигур они превратились в «живых людей». Особенно ярко сказалось творчество Леннрота в прорисовке трагических фигур, которых в народной поэзии не было вовсе, например, в образе раба-мстителя Куллерво или образе девушки Айно (кстати, и эту девушку, и ее имя целиком сочинил сам Леннрот; впоследствии имя «Айно» - «единственная» - стало популярным у финнов и карелов).

«Выдуманный» образ Айно, которая не захотела стать женой старого Вяйнямёйнена и ушла к морю, где погибла, тем не менее вполне соответствует духу народной поэзии. Описания поступков героини взяты автором из народных сюжетов; они не имеют отношения к мифу о Вяйнямёйнене, но не противоречат народным песням.

В одной из таких песен рассказывается о девушке, которая ломала в лесу ветки на веник. Там ее увидело загадочное существо Осмо - тот, кто первым сварил пиво из ячменя (в одних мифах божество, в других - культурный герой). Осмо посватался к ней, но девушка, придя домой, не стала переодеваться к свадьбе, а покончила с собой. Так же поступила и Айно в «Калевале».

Таким образом, ситуация с финским эпосом складывается поистине уникальная.

С одной стороны, «Калевала» - это рассказ об эпических героях финской старины, нечто вроде русских былин.

С другой - это творчество конкретного человека, Элиаса Леннрота, пусть и ученого, пусть и добросовестного собирателя, исследователя народного творчества, но все-таки в первую очередь поэта.

Кто же творец «Калевалы» - народ или доктор Леннрот?

На протяжении многих лет «Калевала» считалась финским эпосом. Так она вошла в мировую культуру, такой ее воспринимают тысячи людей.

Первый русский переводчик «Калевалы» Грот называл ее «большим собранием произведений народной поэзии». (Элиас Леннрот - лишь собиратель текстов). Немецкий ученый Якоб Гримм в 1845 году опубликовал статью «О финском народном эпосе», в котором также придерживался этого взгляда. Переводчик на шведский язык Кастрен также убеждал читателей в том, что «во всей Калевале нет ни одной строки, сочиненной доктором Леннротом».

Однако во второй половине девятнадцатого - начале двадцатого века ученые, прежде всего финские, установили: Леннрот нередко соединял песни разных жанров, в его эпосе они вообще предстают не в том виде, в каком их исполняли рунопевцы. «Калевала», утверждали они, есть авторское сочинение.

В России господствовала точка зрения на «Калевалу» как на народный эпос. Особенно утвердилась она в советское время. Собирателем этого великого фольклорного произведения - свидетельства творческой мощи народа, - назван «скромный сельский лекарь» Леннрот, который просто любил народные песни.

В 1949 году выдающийся филолог и фольклорист В.Я.Пропп подготовил статью «Калевала в свете фольклора». Эта статья была написана в форме доклада, с которым Пропп собирался выступить в Петрозаводске на конференции, посвященной столетнему юбилею финского эпоса.

«Современная наука не может стоять на точке зрения отождествления «Калевалы» и народного эпоса… Леннрот не следовал народной традиции, а ломал ее, он нарушал фольклорные законы и нормы и подчинял народный эпос литературным нормам и требованиям своего времени», - писал В.Я.Пропп.

Вообще-то он был прав, но его точка зрения совершенно не вписывалась в рамки официальных установок. Доклад не состоялся. Статья вышла лишь в 1976 году.

В настоящее время окончательно утвердился взгляд на «Калевалу» как на «эпическую поэму Элиаса Леннрота». (Подобно тому, как «Илиада» и «Одиссея» являются «эпическими поэмами Гомера»).

Само слово «Калевала» означает «земля Калевы». Калева - это своеобразный мифический первопредок, поэтому главные герои эпоса являются его потомками. Калева известен преимущественно в народно-поэтической традиции финнов, карелов и эстонцев как живший давным-давно персонаж. Память о нем осталась в виде различных необыкновенных объектов (огромных камней, обрывов, ям; на небе это Сириус - звезда Калевы, созвездие Ориона - меч Калевы). Зарницы - это огни Калевы.

Основное значение слова «kaleva» - «великан», могучий, матерый, громадный. «Kalevan kansa» поэмы Леннрота - «народ Калевы» (это выражение не имеет соответствий в народной традиции, оно - создание самого Леннрота). Земля Калевы - это Калевала. Само название «Калевала» хоть и не встречается в народной поэтической традиции (понятие «страна» в фольклоре обычно передается понятиями «родимая сторонушка» или «чужбина») в языке все-таки существует. В свадебных песнях Калевалой называют дом, усадьбу.

Так или иначе, Калевала в эпосе Леннрота - мифическая страна, где происходят основные события поэмы и которую представляют ее главные герои - Ильмаринен, Лемминкяйнен, Куллерво и в первую очередь Вяйнямёйнен.

Центральным персонажем «Калевалы» выступает старец и мудрец Вяйнямёйнен. Это - культурный герой, обитатель первичного Мирового океана. Он участвует в сотворении мира наряду с демиургом - ведь именно Вяйнямёйнен создал скалы и рифы, выкопал рыбные ямы, добыл огонь из чрева огненной рыбы (лосося), изготовил первую сеть для рыбной ловли. В некоторых мифах огненную рыбу тоже создал Вяйнямёйнен: это произошло, когда некая рыба проглотила высеченную им искру. Поэтому у лосося красное мясо. Собственно, и первую в мире рыболовную сеть Вяйнямёйнену пришлось изобретать именно для того, чтобы поймать вора-лосося и вынуть из его чрева проглоченную искру первоогня.

В некоторых рунах говорится о том, что огонь из своей руки Вяйнямёйнен добывает вместе со своим главным соратником и соперником (иногда - братом) Ильмариненом. Занимаются они этим на восьмом небе девятислойного небесного свода.

Представление о многослойности миров - особенно верхнего и нижнего - связано с шаманскими практиками путешествий сквозь чуждые пространства, обиталища богов, духов, демонов, предков. Чаще всего у финнов небо трехслойно, иногда - семислойно; в цитируемой руне оно девятислойно.

Итак, Вяйнямёйнен выбил искру, но она соскользнула с верхнего слоя неба вниз и через дымоход попала на землю, в колыбель младенца, опалив грудь матери. Спасая свою жизнь, женщина сматывает искру в клубок и опускает в Туонелу - в реку, текущую через царство мертвых. Река закипает, волны ее вздымаются выше елей, и тогда искру глотает рыба.

На земле тем временем вовсю бушует пламя, и только за «амбаром Ахти» (в море) нет пожара.

В море плавала змея, рожденная от плевка ведьмы Сюэтар. Вот эту-то змею выловили и сожгли, а пепел, оставшийся после процедуры, посеяли на земле. Из пепла вырос лен, из льна сделали нити, из нитей Вяйнямёйнен сплел рыбачью сеть и забросил в море. Так он и изловил огненную рыбу, которая носила в своем брюхе искру. Кстати, Вяйнямёйнену пришлось воспользоваться медными рукавицами, добытыми в Похёле, иначе рыба его бы обожгла.

В этой легенде окультуренный, домашний огонь противопоставляется огненной стихии. Пожар, бушующий на земле, для человека смертельно опасен. Но искра, добытая Вяйнямёйненом, - другое дело: ее культурный герой приручает, одомашнивает, для чего кладет в колыбель и воспитывает, словно это младенец.

В качестве «укротителя» маленького огня из той же Похьёлы, прибывает «ледяная дева стужи». Она уменьшает силу огня, держит его в узде. А для лечения ожогов божества присылают людям пчелу с ее целебным медом.

Другое деяние Вяйнямёйнена - культурного героя - создание первой лодки. Подбирая дерево для строительства, он испрашивает у дуба согласия: не хочет ли тот стать остовом будущего судна? Дуб не против, но при одном условии: Вяйнямёйнен построит из него боевую ладью, и добровольно ложится в сани героя. Но работа Вяйнямёйнена застопорилась: ему не хватило трех магических слов, чтобы завершить процесс.

Пришлось Вяйнямёйнену отправляться за необходимым «инструментом» в загробный мир. Путь туда труден: нужно пройти по лезвиям секир и мечей, по остриям иголок.

Там, в загробном царстве, спит мертвым сном некий великан Випунен. Это древний гигант первоначальных времен, который помнит тысячу заклятий. Однако главная трудность заключается в том, что он давным-давно умер, на подбородке у него выросла ольха, из зубов проросли сосны. Добиться от подобного существа внятной консультации непросто, но Вяйнямёйнен находит выход: он пробирается в утробу Випунена. Но и там он не может добыть тайные знания, которыми владеет мертвый великан. Тогда Вяйнямёйнен возводит прямо в утробе великана кузницу. В этой кузнице он выковывает железный шест и ранит внутренности Випунена. Шестом Вяйнямёйнен распирает пасть великана и на лодке три дня плавает по жилам чудовища.

Подобное поведение, как говорится, пробудило бы и мертвого. Так, собственно, и случилось. Испытывая страшные муки, Випунен наконец проснулся и, чтобы избавиться от культурного героя, сообщил ему все необходимые знания.

Теперь главное - безопасно покинуть царство мертвых, которое бдительно охраняет стража - дочери Туони. Но Вяйнямёйнен преисполнен теперь древней мудрости, он превращается в змею и ускользает от стражниц.

Но на этом сложности при строительстве боевой ладьи из дуба (иногда, кстати, это Мировое древо, а не просто дуб) не заканчиваются. Вытесывая лодку, Вяйнямёйнен поранил себе колено, поскольку Хийси направил топор против мастера. Чтобы кровь не вытекала из раны, Вяйнямёйнен заклял все, что течет, - все воды, все реки и ручьи. Затем он обратился к железу и напомнил ему о том, что, когда его вытаскивали из болота в виде руды, оно вовсе не было таким великим и зазнавшимся, чтобы ранить людей.

Согласно архаическим представлениям, для того, чтобы устранить бедствие, следует поведать о том, откуда оно вообще взялось. Поэтому Вяйнямёйнен тратит немало времени на то, чтобы рассказать железу историю его происхождения. Заодно он сообщает железу, что они родственники: как и человек, железо - дитя Матери-Земли.

Утихомирив топор и остановив кровь, Вяйнямёйнен отправился искать знахаря, но не нашел такового ни в нижнем мире, ни в среднем. Лишь на небесах отыскалась старуха, которая исцелила рану медом чудесной пчелы. (Между прочим, как раз после этого ранения Вяйнямёйнен плавал в водах первоначального Мирового океана, выставив больное колено, когда птица-демиург, утка, снесла на это колено свое яйцо. В мифологических представлениях финнов вполне уживается представление о Вяйнямёйнене как о некоем первосуществе, которое очутилось в океане еще до сотворения мира, и в то же время как о культурном герое. А затем он же выступает в роли эпического персонажа. И это - один и тот Вяйнямёйнен!)

Еще одним великим деянием Вяйнямёйнена - культурного героя - стало создание музыкального инструмента «кантеле».

Произошло так.

Как мы помним, ладья Вяйнямёйнена считала себя боевым кораблем, но создатель не использовал ее ни для каких славных дел. И ладья громко сетовала на это обстоятельство.

Чтобы утихомирить ее, герой снарядил дружину гребцов и отправил в море искать приключения. Но лодка застряла в хребте огромной щуки.

Вызволяя свое «детище», Вяйнямёйнен разрубил чудовище мечом и из хребта щуки создал струнный музыкальный инструмент, который и назвали «кантеле». Для струн были взяты волосы Хийси.

Кантеле играет большую роль в эпосе и финской культуре, и о его происхождении рассказывают различные версии. Иногда творцом кантеле выступает кузнец Ильмаринен. В любом случае, это волшебный инструмент, а пение под его музыку имеет магический смысл, это шаманские заклятья.

Именно поэтому у соперника Вяйнямёйнена - молодого Еукахайнена - ничего не получается. Никакого веселья не приносит его игра на кантеле. Зато когда за дело берется сам Вяйнямёйнен, все кругом преображается: звери и птицы, хозяйка леса и хозяйка воды - все зачарованы этой музыкой. Без пения Вяйнямёйнена из мира уходит радость, скот перестает «плодиться и размножаться».

В некоторых легендах есть дополнительное, «романтическое» уточнение: дело в том, что на ладье Вяйнямёйнен преследовал морскую деву Велламо и музыкальный инструмент он тоже создал для того, чтобы выманить ее из воды. Но упрямая дева оказалась единственным на земле существом, которое осталось равнодушным к пению Вяйнямёйнена и музыке кантеле.

Вообще у прекрасной Велламо - дочери морского бога Ахти - были причины не доверять Вяйнямёйнену. Некогда Вяйнямёйнен изловил чудесную рыбу-лосося. Он подивился ее прекрасному виду и тотчас решил приготовить себе на обед. Но разделать такую добычу чем попало невозможно, поэтому Вяйнямёйнен попросил у бога Укко золотой нож. Пока суд да дело - лосось обернулся прекрасной русалкой Велламо. Она бросилась в волны и послала рыбаку горький упрек: не съеденной хотела она быть, она полюбила Вяйнямёйнена и собралась за него замуж, но теперь все кончено. После этого Велламо уплыла, а Вяйнямёйнен долго и тщетно ее разыскивал. Собственно, пытаясь вытащить ее из пучин морских особыми граблями, он и сотворил множество подводных ям, а заодно создал подводные скалы и отмели…

В другой руне, где творцом кантеле выступает Ильмаринен, еще более отчетливо подчеркнута волшебная сущность этого инструмента. Музыка необходима для шаманского путешествия по всем трем мирам.

Как мы помним, стержнем, связывающим все три мира, является Мировое древо. И вот как-то раз приходит кузнец Ильмаринен к дубу, который представляет собой одно из воплощений Мирового древа, и хочет срубить его, чтобы изготовить кантеле. Но дуб не готов быть срубленным: на его корнях лежит черная змея, в ветвях сидит гриф (верхний и нижний мир неблагоприятны человеку). Разрешается приступить к работе только после того, как картина поменялась, и потусторонние миры сделались благосклонны: в ветвях кукует золотая кукушка, у корней спит прекрасная дева. Вот теперь дерево годится для того, чтобы стать материалом для кантеле - проводником в разные миры.

Игра Вяйнямёйнена на кантеле оказалась настолько притягательной для существ земного мира, что даже Солнце и Месяц заслушались и спустились с небес на вершину сосны.

Делать этого не следовало - их тотчас схватила Лоухи, злая хозяйка Похьёлы. Она спрятала Месяц в пестрый камень, а Солнце - в стальную скалу и запечатала их заклинанием.

На мир опустилась темнота, хлеб перестал расти, скот не плодился, даже бог Укко сидел во мраке.

Тогда народ обратился к кузнецу с просьбой выковать новые светила. Ильмаринен взялся за дело и изготовил из серебра месяц, а из золота - солнце. Эти искусственные светила он повесил на вершинах деревьев - сосны и ели, - но толку не было.

Люди не знали, кто виноват в том, что Солнце и Месяц пропали и где они теперь скрыты. Это выяснил Вяйнямёйнен: гадательные щепки из ольховой древесины определенно указали ему на Похьёлу. Ничего не поделаешь - надо идти.

Вяйнямёйнен направился к воротам Похьёлы и возле реки, что отделяла мир живых от мира мертвых, прокричал стражам Похьёлы, чтобы те дали ему лодку. Однако те отвечали, что у них нет свободной лодки. Пришлось Вяйнямёйнену превратиться в щуку и переплыть поток. На противоположном берегу он выдержал сражение с сынами Похьёлы (жителями загробной страны).

Наконец добрался он до острова, где под березой в особой скале были скрыты похищенные светила. Своим мечом Вяйнямёйнен начертил магические знаки на облаке, после чего скала раскололась, наружу вышли змеи, которых убил герой.

Осталось главное - открыть замки, а у Вяйнямёйнена не нашлось ни ключей, ни подходящих заклинаний. Так что он обратился к кузнецу Ильмаринену и попросил выковать отмычки.

Пока кузнец стучал молотом, старуха Лоухи заподозрила недоброе и в облике ястреба полетела посмотреть - чем таким интересным занят Ильмаринен. Тот сообщил ястребу, что кует ошейник для Лоухи - хочет, мол, приковать ее к подножию скалы. Хозяйка Похьёлы так перепугалась, что по доброй воле вернула людям Солнце и Луну.

Космогонические мифы других финно-угорских народов позволяют дать этому преданию несколько иное толкование. В ряде случаев хозяйка подземного царства выступает не как похитительница светил, а как их первая владелица. Ведь Солнце и Луна изначально пребывали на дне Мирового океана, в подземном мире, куда и упало чудесное яйцо. Оттуда светила добывают волшебная птица и герой-кузнец.

Интересно отметить, что Ильмаринен не в состоянии выковать новые солнце и луну. Почему? Ведь кузнец участвует в создании мира, некогда он был «кователем небес»!

Дело в том, что к моменту, описываемому в руне о возвращении Солнца и Луны из Похьёлы, эпоха творения была закончена. Ничего нового герой сотворить уже не может, ему остается лишь работать над развитием благосостояния человечества, создавать блага культуры - вроде лодки, сети, топора и так далее; но сотворить свет еще раз никому не под силу.

Еще одна вещь, которую Вяйнямёйнен забирает из Похьёлы (усыпив стражей игрой на кантеле), - чудесная мельница сампо.

Воплощение народной мечты

Сампо - это источник изобилия, волшебный предмет, имеющий широкую основу в народной традиции. Образ чудо-мельницы - это воплощение народной мечты о благоденствии и безбедной жизни.

Любопытно отметить, что Элиас Леннрот, описывая сампо в своей «Калевале», опирается не на самую распространенную версию рассказа о сампо, а напротив - на единичную. Одно-единственное четырехстрочное описание мельницы сампо - триединой самомолки, у которой с одного боку мукомолка, с другого - солемолка, с третьего - деньгомолка, - было привезено из Российской Карелии в 1847 году, причем собиратель фольклора - на сей раз не сам Леннрот, а Д.Эвропеус, - даже не указал, от кого получил стихотворный отрывок.

Так или иначе, а сампо - как и многие другие культурные блага - изначально находится в Похьёле. В самых архаичных версиях сюжета рассказывается о том, как Вяйнямёйнен с соратниками пытаются украсть некий предмет, «сампо», который содержит в себе начала всяческого богатства и изобилия. Хозяйка Похьёлы, однако, пресекла эти поползновения и высыпала сампо в море. Поэтому море столь богато - и лишь немногие оставшиеся в сампо «начатки изобилия» попали на сушу. Однако и этого малого количества оказалось достаточно, чтобы на земле начали расти деревья, травы и злаки.

В более поздних сюжетах сампо изготавливает культурный герой - чаще Вяйнямёйнен - и как раз по заказу хозяйки Похьёлы. Задание максимально усложнено. Сампо должно быть изготовлено из ничтожно малого (или вовсе не существующего) материала: из одного перышка лебедя, из осколочка веретена, из «бока» шерстинки, из молока яловой коровы, из ячменного зернышко. Иногда эти предметы еще и надо разрезать пополам. В награду он получает разрешение вступить в брак с дочкой хозяйки. Но жить в подземном царстве герою не хочется, поэтому он похищает и хозяйкину дочку, и сампо.

Однако сбежать от старухи Лоухи не так-то просто: она загоняет беглецов в море, и там сампо погибает.

Интересно также, что образ сампо в «Калевале» складывался постепенно, и в описании мельницы-чудесницы Леннрот использует все темы и мотивы народных вариантов - даже в тех случаях, когда эти мотивы находятся в некотором противоречии.

Уникальность карело-финского эпоса

Отдельно русскими учеными-фольклористами изучались обычаи и предания «русских лопарей» в начале двадцатого века, но эти записи в основном относятся к суевериям и сказкам.

Уникальность финно-угорской мифологии, представленной широкому читателю, состоит в том, что ее основной текст - эпос - был написан конкретным человеком и носит приметы не только народно-поэтического, но и конкретно-личностного творчества. С другой стороны, талант Элиаса Леннрота сделал «Калевалу» достоянием всего человечества, а финскую мифологию - не самую значимую (в отличие, скажем, от античной) в истории мировой художественной культуры - одной из самых известных.

1

В статье изучаются вопросы, связанные с отдельными аспектами сакрального значения образа птицы в культуре финно-угорских народов и материализацией этого образа в предметном мире этносов. На основании искусствоведческого анализа представленных в статье артефактов с образом птицы автором показываются основные смысловые акценты и композиционные приемы, характерные для изделий финно-угорских мастеров. В работе особо выделяется существующая в настоящее время проблематика частичной или полной утраты существовавшего веками духовно-смыслового наполнения окружающего предметного мира. Это, несомненно, во многом связано с неизбежным выводом из повседневного обращения потерявших свою былую бытовую функциональность традиционных носителей этой важной составляющей национальной финно-угорской культуры. Автором предлагается способ сохранения духовно-смыслового наполнения в изделиях с современным функционалом на примере проектирования предметов женского обихода.

сакральный финно-угорский образ птицы

смысловые акценты и композиционные приемы

материальные носители

духовно-смысловое наполнение

1. Белицер В.Н. Народная одежда удмуртов. Материалы к этногенезу / М.: Издательство Академии наук СССР, 1951. – 144 с.

2. Бортникова Н.В. Традиционная проектная культура удмуртов с позиции современного дизайна // Современные проблемы науки и образования. – 2014. – № 2; URL: http://www.science-education.ru/116-12711 (дата обращения: 14.04.2014).

3. Бурнаев А.Г. Танцевально-пластическая культура мордвы (опыт искусствоведческого анализа): монография / А.Г. Бурнаев. – Саранск: Издательство Мордовского университета, 2012. – 256 с.

4. Виноградов С.Н. Развитие традиционных изобразительных мотивов удмуртов // Вестник Удмуртского университета. - Изд-во Удм. унив-та. – 1994. – №5. – С. 32–44.

5. Грибова Л.С. Пермский звериный стиль. Проблемы семантики/ М.: Наука, 1975. – 148 с.

6. Топоров В.Н. Первобытные представления о мире: Общий взгляд // Очерки истории естественно-научных знаний в древности. – М.: Наука, 1982. – С. 8–40.

7. Шкляев Г.К. Очерки этнической психологии удмуртов: Монография/ Г.К. Шкляев. – Ижевск: Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН, 2003. – 300 с.

Через все проявления многоликой, многообразной, самобытной культуры финно-угорских народов единым стержнем проходит тематика отражения неразрывной связи людей с природой, где человек не только существовал и жил в ней, как в некой пространственной среде, дарующей средства к существованию, но являлся ее неотъемлемой частью. Можно сказать, что живительная сакральная связь человека и природы («плоть - земля, кровь - вода, волосы - растения» ) составляла саму суть существования финно-угорских народов. Весь пространственно-предметный мир был пронизан смысловым содержанием священной связи с богами и существами природы, что отражалось в ее образной материализации в традиционных одежде, бытовых предметах и украшениях. Но в наши дни эти материальные носители, бывшие когда-то обычными и повсеместными, безвозвратно уходят в прошлое. При неуклонном исчезновении традиционных носителей сакральных образов, острую актуальность приобрела проблематика сохранения и поиск путей адаптации к современности самобытной смысловой составляющей культурного наследия финно-угорских народов.

Доктор искусствоведения А.Г. Бурнаев пишет, что народная символика есть «… условная интерпретация действительности в человеческом сознании и может быть внешне явленным ликом мифа и выражена фигурально в слове и предмете» . Финно-уграм-язычникам было свойственно обожествлять то, что казалось сверхъестественным - недоступным к пониманию, за рамками того, что были способны сделать люди. Например, медведь был значительного сильнее любого человека, белка могла быстро лазить по деревьям, а паук - плести паутину. В этом смысле абсолютно естественным видится поклонение древних людей природе, лесу и его обитателям. Считалось, что обладание сакральной связью со сверхъестественной сущностью, каковым являлось животное или птица, даровало человеку часть его сил и способностей. Поэтому животные и птицы становились тотемами родов, им подносили жертвоприношения, посвящали магические ритуалы, а предметы с тотемными образами обладали высоким сакральным статусом.

Образ птицы является одним из главных сюжетных мотивов финно-угорских мифологии и декоративно-прикладного искусства, о чем говорит множество найденных артефактов. На этот счет доктор искусствоведения А.Г. Бурнаев пишет: ««Существование мифологических представлений о Великой птице - «Иненармунь» у финно-угорских народов находит подтверждение в различных металлических украшениях из кованого серебра» . По ценности материала изготовления этих предметов (кованое серебро) и их назначению (женские украшения) можно судить о глубине почитания образа птицы и традиционной специфике смыслового наполнения (олицетворение великого женского начала), которое вкладывали финно-угорские народы в эти предметы.

Рассмотрим мифо-религиозное содержание образа птицы. В представлении древних людей водоплавающие птицы имели особые сверхъестественные способности, потому что могли свободно существовать в трех отличных друг от друга стихиях: вода, земля и воздух. Не случайно, что именно с водоплавающей птицей, имеющей такие способности, связан финно-угорский миф о сотворении суши, которую, нырнув по велению богов, птица достала со дна великого пра-моря. Умение летать в мифологическом восприятии превращало птицу в существо, которое обладало божественным даром общаться с небесами, быть связующим звеном между богами и человеком. По причине того, что магическая сила птиц (особенно водоплавающих) была огромна, к ним относились уважительно и бережно, чтобы не навлечь беду. Исследователь Л.С Грибова пишет, что «…поймать живую утку - к несчастью, она может мстить … сверхъестественным образом («ёртчыны, «ортчыны»)» . Вместе с Великой Матерью (Родовой богиней), птица у финно-угорских народов олицетворяла женское начало природы. Вернее, птица была одним из многих воплощений Великой Матери, дарующей жизнь всему живому. Исследователь Н.В. Бортникова на этот счет пишет, что «… продолжение жизни в сознании древнего человека обеспечивала не только женщина-мать, но и Родовая Богиня, поэтому образы, олицетворяющие женское начало, пронизывают всю материальную и духовную культуру удмуртов» . Некоторых птиц напрямую отождествляли с женщиной. Например, у коми и удмуртов лебедя считали перевоплощенной в птицу женщиной, сравнивая с ним молодых красивых девушек, поскольку, как пишет Л.С. Грибова «…лебедь у коми и удмуртов … считается птицей особенной, чистой» .

Изделия и орнаменты с образом птицы были в активном повседневном обиходе финно-угорских женщин, являлись предметами культа и имели высокий сакральный статус. Например, у удмуртов стилизованная орнаментация образа птицы (по их верованиям) оберегала тело женщины от злых духов и была обязательным атрибутом вышивки рукавов и нагрудников женской свадебной рубахи («Чож бурд пужы» - утиные крылья ; «Пал чож бурд» - полкрыла утки, «Вылаз-вылаз чöж бурд» - одно крыло утки над другим, «Чöж бурд юбоен» - крылья утки со столбиками ).

Рассмотрим композиционные построения некоторых традиционных материальных носителей, олицетворяющих сакральный образ птицы. На рис. 1 представлены женские бляхи с образом птицы (как в форме самостоятельных композиций (бляхи 1 - 4), так и в составе собирательного образа Великой Матери (бляхи 5, 6)).

Бляха 1 . Образ воплощен в форме хищной птицы (голова, хвост, крылья, лапы свидетельствуют об этом) с расправленными для быстрого полета когтистыми крыльями. На груди птицы имеется человеческая «личина», обозначая сакральную связь птицы с человеком. Примечательно, что форма верхней части «личины» ясно символизирует женскую грудь.

Бляха 2 . Композиционное построение данной бляхи является в общих чертах аналогичным предыдущей, но птица, формирующая основной образ, иная по сравнению с бляхой 1. Крылья птицы расправлены, а на уровне когтей ног изображено животное с тонким телом и изогнутой спиной. В центральной части композиции располагается женская «личина», верхняя часть которой имеет форму женской груди.

Бляха 3 . В этой бляхе общий образ хищной птицы с расправленными крыльями и женской «личиной» на груди дополнен троекратным повторением птичьих голов. Такое дублирование является характерным для финно-угорской культуры и подчеркивает особую сакральную значимость образа.

Бляха 4 . В данном изделии ярко отражена неразрывная сакральная связь женщины с птицей. Сама форма птицы имеет явные антропоморфные признаки: женская голова и груди, а также опущенные крылья, напоминающие руки, с наростами в верхней части в форме двух дополнительных «личин».

Бляхи 5 и 6 . Общая композиция блях олицетворяет сложный собирательный образ Великой Матери (Родовой богини). Но при этом выделенную на рисунке верхнюю часть композиции можно определить как вполне самостоятельный образ птицы, который включает такие элементы, как голова птицы (или несколько голов), крылья и «личину» женщины.

Рис. 1. Женские бляхи с образом птицы

Анализируя и сравнивая смысловые компоненты блях и их взаимное расположение, можно прийти к выводу об устоявшихся веками общих композиционных решениях, ставших традиционными для финно-угорского народа: птица с расправленными крыльями, имеющая одну или три головы с размещенной на уровни груди женской «личиной». При этом такое композиционное построение не претерпевает значительных модификаций, будь это отдельный обособленный образ птицы, либо элемент собирательного образа Великой Матери (Родовой Богини). Различия в бляхах касаются лишь отдельных деталей, которые могли быть связаны либо со спецификой охоты племени (промысловое животное в когтях птицы на бляхе 2 указывает на это), либо с особым поклонением какой-либо отдельной птице, являющейся тотемом племени (что ярко подчеркивается в формальных деталях отображения крыльев, головы, хвоста и перьев).

Предметно-бытовое окружение современной женщины, бесспорно, разительно отличается от устоявшихся веками традиций финно-угорской культуры. Изменение организации общества, хозяйственного уклада и религиозных представлений привели к выходу из ежедневного практического использования большинства предметов с сакральной языческой символикой, к которой относится и финно-угорская символика образа птицы. Значение ее смыслового сакрального статуса также в значительной степени начинает забываться, переходя в разряд архивной этнокультурной информации. С другой стороны необходимо отметить, что потребность активного практического использования такой информации существует и в наши дни, потому что, как пишет Г.К. Шкляев, «… было бы неверно говорить о том, что психология женщины, ее роль в структуре этноса полностью изменились» . Психологически внутренний мир женщины, как и в старину, живет образным восприятием действительности, и сакральная символика для финно-угорской женщины по-прежнему имеет большое значение. Именно поэтому формирование смыслового наполнения современных предметов женского обихода (материальных носителей этнокультурной информации) является одной из важных творческих задач современного декоративно-прикладного искусства и дизайн-проектирования.

Адаптация к современным материальным носителям традиционного смыслового наполнения образа птицы, должна быть основана на строгом следовании характерным знаковым композиционным решениям, которые и определяли специфический сакральный смысловой статус изделия. Рассмотрим один из вариантов такой адаптации (рис. 2) на примере составных женских аксессуаров (пояса, браслеты и т.д.), где каждое звено является олицетворением образа птицы и имеет сакральное обереговое значение.

Рис. 2. Образ птицы в традиционных и современных изделиях (I - традиционная женская бляха, II - звено элемента женского аксессуара (творческий проект автора), III - варианты женских аксессуаров (творческий проект автора))

Сравнивая (на рис. 2) знаковые композиции традиционной женской бляхи I и звена II можно констатировать сохранение основных смысловых элементов образа птицы (которые были описаны выше), а также их взаимного расположения:

1. Внешние боковые контуры звена имеют очертания расправленных крыльев, что в образе птицы олицетворяет существо, способное жить в воздушной стихии, а значит быть значительно ближе к небесным божествам, чем человек.

2. Отверстие в центре звена символизирует женский лик, показывая неразрывную сакральную связь птицы с женщиной.

3. Троекратно дублированный верхний выступ с отверстием в стилизованной форме олицетворяет голову птицы. Как можно заметить, в традиционной бляхе I этот элемент также троекратно повторен, что является характерным для финно-угорского искусства, что дополнительно подчеркивает сакральную значимость образа птицы.

4. Хвост птицы обозначен тремя отверстиями в удлиненной нижней области звена.

Наряду с сохранением в звене II традиционного (характерного для композиции финно-угорского образа птицы) взаиморасположения знаковых смысловых элементов, можно отметить и присутствие симметричности изделия, что также можно наблюдать в традиционной женской бляхе I. Таким образом, новый материальный носитель (звено II) максимально сохранил композиционно-знаковую структуру образа птицы, а значит и его этно-смысловое содержание. Вариантов создания из таких звеньев составных женских аксессуаров, как показано на рис. 2, довольно много. При этом их функциональное назначение (украшение) дополняется сакрально-смысловым финно-угорским содержанием образа птицы - защита женщины от злых сил, дарование богами благополучия и материнства.

Образ птицы (перекликаясь и являясь частью образа Великой Матери - Родовой Богини) в финно-угорской мифологии является одним из главных. Он олицетворяет поклонение богам, силам природы и великому женскому началу. Женщину традиционно ассоциировали с птицей, поэтому предметы с образом птицы были непременными атрибутами ее мира. По мифологическим представлениям защита от злых духов, здоровье и благосостояние обеспечивались неразрывной сакральной связью женщины с богами посредством представителя воздушной стихии (птицы).

Современный мир вещей далек от былой практической и сакрально-смысловой функциональности традиционных предметов финно-угорского женского обихода. Происходящая быстрая и кардинальная модификация предметного мира может привести к утрате самобытного смыслового содержания образа птицы, которое на протяжении веков играло большую роль в жизни женщины, являлось важным элементом национальной культуры. Выявленные в статье характерные традиционные композиционные схемы образа птицы, которые есть суть сложившихся веками приемов материализации его смыслового наполнения, имеют логически обозначенный практический выход на проектирование новых современных изделий (женских аксессуаров), что дает возможность в значительной степени адаптировать былое сакральное наполнение финно-угорского образа птицы к новым предметным носителям.

Рецензенты:

Умняшкин В.А., д.т.н., профессор, заведующий кафедрой дизайна Института искусств и дизайна ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет», г. Ижевск;

Бендерский Б.Я., д.т.н., профессор, профессор Института искусств и дизайна ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет», г. Ижевск.

Работа поступила в редакцию 14.08.2014.

Библиографическая ссылка

Зыков С.Н. САКРАЛЬНЫЙ ОБРАЗ ПТИЦЫ В ПРЕДМЕТАХ ФИННО-УГОРСКОЙ ТЕМАТИКИ // Фундаментальные исследования. – 2014. – № 9-8. – С. 1876-1880;
URL: http://fundamental-research.ru/ru/article/view?id=35159 (дата обращения: 13.01.2020). Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания»